Легко ли читать стихи? Легко ли писать стихи? Уходят в прошлое произведения одних поэтов, продолжает жить в веках творчество других. Но есть поистине бессмертные творцы, стихи которых читаешь и перечитываешь, и каждый раз открываешь для себя что-то новое, становишься богаче душой. Одним из таких поэтов для меня является М. Ю. Лермонтов. Почему?..
Решал поэт проблемы вселенского масштаба… Его не стало. Теперь те же проблемы решают другие поэты. Продолжается Жизнь. И в этой Жизни есть место Лермонтову. Каково назначение поэта и поэзии в жизни общества? В его понимании поэт — это сгусток совести. Поэт — пророк. Поэт — целитель человеческих душ.
Эта тема волновала Лермонтова на протяжении всей жизни. Итогом его размышлений о смысле и назначении поэзии, о месте поэта в обществе явилось стихотворение «Поэт».
Стихотворение построено на сравнении. Первая его часть — описание кинжала, его славного прошлого, воинской героической судьбы и ненужного настоящего, когда «игрушкой золотой он блещет на стене», — представляет собой параллель со второй частью, в которой говорится об утрате поэзией ее общественной роли в 30-е годы 19 века.
Лермонтов свел воедино целый комплекс идей, обсуждавшийся в русской и европейской литературе, публицистике и философии его времени. Он сурово осуждает современную поэзию, которая, утратив былую «власть», превратилась в «золотую игрушку», салонные развлечения. Резкое обличение такой поэзии, изменившей своему назначению, сочетается в стихотворении с ожиданием лирики актуальной и гражданственной. Заключительные строки стихотворения позволяют видеть не только выражение надежды на возрождение истинного искусства, но и прямой гражданственный призыв: » Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк! // Иль никогда на голос мщенья, // Из золотых ножон не вырвешь ты клинок, //Покрытый ржавчиной презренья?..»
В стихотворении «Журналист, читатель и писатель» Лермонтов отражает спор вокруг нескольких социальных и эстетических проблем, бывших предметом полемики в русской литературе и журналистике. В монологе журналиста звучит мысль о политическом уединении как обязательном условии вдохновенного творчества: » Когда ему в пылу забав // Обдумать зрелое творенье?..// Зато какая благодать, // Коль небо вздумает послать // Ему изгнанье, заточенье //Иль даже долгую болезнь: // Тотчас в его уединенье // Раздастся сладостная песнь!»
Мысль эта в устах Журналиста приобретает несколько иронический оттенок: «Поверьте мне, судьбою несть // Даны нам тяжкие вериги. // скажите, каково прочесть // Весь этот вздор, все эти книги,- // И все зачем? Чтоб вам сказать, //Что их не надобно читать!..» В ответе Писателя намечается обоснование его поэтического молчания. Он не желает следовать расхожим темам. Тема «массовой литературы» продолжается на ином уровне в диалоге Читателя и Журналиста; в словах Читателя есть отзвуки протеста пушкинского круга против «торговой словесности» и консервативной прессы. Оправдываясь, Журналист признается, что вынужден следовать требованиям коммерции, пренебрегая «приличьями» и «вкусом». Журналистика перестает быть посредником между создателями истинных культурных ценностей и их ценителями. Что же получается? Не удовлетворяя Читателя, она заставляет и писательскую элиту замыкаться в себе. Возникает тип молчащего, нереализованного таланта. Более глубокие признаки кризиса литературы вскрываются в заключительном монологе Писателя: «К чему толпы неблагодарной //Мне злость и ненависть навлечь, // Чтоб бранью назвать коварной //Мою пророческую речь? // …О нет! Преступною мечтою // Не ослепляя мысль мою, Такой тяжелою ценою //Я вашей славы не куплю…» Каков выход из создавшегося положения? Писатель неизбежно вынужден прийти к отказу от творчества: для него закрыты пути понимания обществом. Что же, опять трагедийность?
«Пророк», одно из последних и наиболее значительных стихотворений Лермонтова, завершает в его творчестве тему поэта. Изображение поэта-гражданина в образе пророка характерно для декабристской поэзии Ф. Глинки, Ф. Кюхельбекера. Та же метафора, но в философски-обобщенном плане, разворачивается в одноименном стихотворении А. С. Пушкина, полемическим ответом на которое в известной мере явилось стихотворение Лермонтова. Если пушкинскому пророку открыты как природный мир, так и мир людей, то лермонтовскому пророку внемлет лишь мирная, не знающая людских пороков природа: » И звезды слушают меня, // Лучами радостно играя».
А что же те, ради которых и существует пророк? «Шумный град» встречает его насмешками «самолюбивой» пошлости, неспособной понять высокого, аскетического инакомыслия. Таким образом, тема пророка приобретает трагическое звучание. Она многогранна: это и образ общества, враждебного «любви к правде», и образ страдающей в таком обществе свободной творческой личности, и мотив трагической разобщенности интеллигенции и народа, их взаимного непонимания.
Лермонтов вносит в описание своего героя простые человеческие черты, даже бытовые подробности: пророк худ, бледен, одет в рубище, он торопливо пробирается через город, слыша за спиной оскорбительные возгласы. Перед нами трагедия не только поэта-гражданина, но и человеческого подвижничества, оказывающегося лишним в условиях обывательского самодовольства, безразличия толпы: «…Он горд был, не ужился с нами, // Глупец, хотел уверить нас, // Что бог гласит его устами!»
«Он не ужился с нами…» Не в этом ли лермонтовское предчувствие своей близкой смерти? «Настанет день — и миром осужденный, // Чужой в родном краю, // На месте казни — гордый, хоть презренный — Я кончу жизнь мою…», — в этих строках звучит мотив жертвенности. Поэт предвидит свою трагическую судьбу: «За дело общее, быть может, я паду // Иль жизнь в изгнании бесплодном проведу…». Жизнь поэта, действительно, оборвалась рано. Но, идя по творческому пути, он всегда с гордостью нес имя Поэта, он «грудью шел вперед», он «жертвовал собой».
Почему и в наше время не ослабевает интерес к творчеству Лермонтова? Не потому ли, что чрезвычайно важен опыт Лермонтова-человека, мечтавшего об осуществлении лучшего на земле? Поэт говорит о необходимости саморазвития, внутреннего преобразования. Хочется верить, что о нашем поколении поэт не сказал бы: «Печально я гляжу на наше поколенье!». Хочется верить, что, мы, поколение 21 века, не состаримся в «бездействии пустом». Я уверена, что один из нас скажет однажды: «Я не могу сложить стихотворенья, // Но Лермонтов доволен был бы мной!»
(1 votes, average: 5,00 out of 5)