Мотивы скорби и одиночества в лирике М. Лермонтова

С тех пор как вечный судия
Мне дал всеведенье пророка,
В очах людей читаю я
Страницы злобы и порока, —
это страшное признание сделано Лермонтовым в последний год его жизни. Как будто предчувствуя скорую гибель, поэт смотрит на пройденный путь. В его взгляде с новой силой воплощается глубокая скорбь, всегда сопутствовавшая Лермонтову. «Пророк» — последняя капля в чаше его страданий. И если пушкинское последнее стихотворение «Я памятник себе воздвиг нерукотворный…» устремлено в будущее, то лермонтовский «Пророк» полон отчаянья, в нем нет надежды на признание потомков, нет уверенности в том, что годы труда не пропали даром. Осмеянный, презираемый пророк — вот лермонтовское продолжение и опровержение строк Пушкина:
Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей.
Скорбь и одиночество Лермонтова приходят на смену жизнеутверждающей, светлой поэзии Пушкина.
Судьба Лермонтова во многом определила настроение его поэзии. Николаевская эпоха наложила свой отпечаток на творчество поэта. Это усугублялось тяжелыми обстоятельствами жизни Лермонтова, особенностями его натуры.
Один из основных мотивов творчества Лермонтова — противопоставление многогранной и духовно богатой личности поэта пустоте светского общества. Эта тема нашла свое завершение в образе гонимого пророка. Лермонтов был одинок, и тема одиночества звучит почти в каждом его произведении. Это во многом объясняется личными качествами поэта. По свидетельствам современников, он был резким, замкнутым человеком. Однако главная причина трагического одиночества Лермонтова заключается, видимо, в том, что он мало встречал в жизни людей, отвечавших его необычайно высоким нравственным и интеллектуальным требованиям. Как преображается лирический герой Лермонтова в стихотворении «Памяти А. И. Одоевского», когда речь идет о близком, любимом друге!
Но он погиб далеко от друзей…
Мир сердцу твоему, мой милый Саша!
Покрытое землей чужих полей,
Пусть тихо спит оно, как дружба наша
В немом кладбище памяти моей!
Это стихотворение рождено чувством невосполнимой утраты. Но чаще одиночество, тоска поэта выливаются в гневное презрение к людям, чью неприязнь или равнодушие он всегда вопринимал очень болезненно:
И будут (я уверен в том)
О смерти больше веселиться,
Чем о рождении моем…
В стихотворениях «Монолог», «Как часто, пестрою толпою окружен…» и во многих других Лермонтов шлет проклятия «светским цепям», убивающим душу человека.
Сложный характер Лермонтова лишь обострял те противоречия, которые сложились между думающим, страстным поэтом и равнодушной, холодной светской толпой. Уже в его юношеских стихотворениях звучит возмущение жестокостью законов и униженным положением человека в России второй четверти XIX века:
Там рано жизнь тяжка бывает для людей,
Там за утехами несется укоризна,
Там стонет человек от рабства и цепей!..
Друг! этот край… моя отчизна!
Ранняя разочарованность в политической ситуации, невозможность применить свои силы на гражданском поприще в годы после поражения декабристов — все это было истинной трагедией для Лермонтова. Он не раз открыто выступал против сытых вельмож, полицейского надзора:
Прощай, немытая Россия,
Страна рабов, страна господ,
И вы, мундиры голубые,
И ты, послушный им народ.
Тяжелое положение в николаевской России Лермонтов переживал как личное горе. В стихотворениях «Дума», «Смерть Поэта», «Родина» отразилась его боль, связанная с пассивностью молодого поколения, утратой истинных ценностей.
Вся тяжесть одиночества и скорби поэта с огромной силой воплотилась в его произведениях о природе. Пейзаж здесь неотделим от переживаний поэта. Лермонтов то противопоставляет свой внутренний мир цветению природы, то сравнивает собственную судьбу с печальной историей одинокой сосны или гонимого ветром листка. Иногда автор пытается отыскать в природе спасение от преследующего его отчаяния:
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива
Под тенью сладостной зеленого листка…
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе, —
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога…
Величие и мудрое спокойствие пр. ироды становятся последней отрадой осмеянного пророка.
Чувство скорби не покидает Лермонтова, когда он обращается к теме назначения поэзии. Тяжкие сомнения, боль за певца, продающего свое вдохновение, звучат в стихотворениях «Безумец я! вы правы, правы!» и «Поэт»:
В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,
Свое утратил назначенье,
На злато променяв ту власть, которой свет
Внимал в немом благоговенье?
Итак, на смену «сладостному союзу» поэтов, воспетому Пушкиным, приходит одиночество Лермонтова. Его противоборство с окружающим миром, породившее скорбь и тоску творчества, привело великого русского поэта к трагической гибели.