День первый, пасмурный с проблесками ослепительного солнца:
Я только в главную мысль мою верю. Она состоит именно в том, что люди, по закону природы, разделяются вообще на два разряда: на низший, то есть, так сказать, на материал, служащий единственно для зарождения себе подобных, и собственно на людей, то есть имеющих дар или талант сказать в среде новое слово. Первый разряд всегда — господин настоящего, второй разряд — господин будущего».
День решений, важный:
Слышал случайный разговор в трактире, из которого узнал, что смерти процентщицы страстно жажду не только я… Старуха — страшная раковая опухоль, которая уже дала метастазы, достаточно посмотреть на ее сестру… совершенно забитое существо.
Ночь решений, бессонная:
Странно это, странно это… Я чувствую в себе силы необъятные, я смогу совершить задуманное! Я достоин лучшего, светлого и замечательного. Я сделаю два великих дела — освобожу мир от чудовища и спасу своих мать и сестру!
В конце концов, тварь я дрожащая или право имею? А что если тварь… Нет, властелин судьбы и не иначе!!
День свершений, кровавый:
Я устал… Я почему то страшно утомился… Ах, зачем там оказалось это бедное создание… Но не стоит об том. Невинных бог не оставит… Необходимо отдохнуть… У меня потом будет время подумать обо всем… Я наверное болен… мой проклятый Петербург…
День десятый:
Убийца… Такой приговор выносит мне справедливое общество. Да, я соглашусь, я — убийца. Но этим определением не исчерпывается моя характеристика, потому что моя жизнь — это не детективный роман о преступлении и наказании, а великое произведение о нравственных категориях, являющихся альфой и омегой психологии человечества — причинах и последствиях поступков.
День странный, плохой:
Одним из самых главных в нашем разговоре является вопрос Порфирия Петровича о том, что будет с «обыкновенным» человеком, если он совершит преступление, посчитав себя «необыкновенным» и выдумав себе какую-нибудь цель-идею. И я ответил, что если совесть есть, тот будет страдать, коль осознает ошибку: «Это и наказание ему, — опричь каторги»…
Эти слова мои стали пророческими…
Наказание, которое определил я себе сам, оказалось намного страшнее каторги, которая грозит мне в случае моей поимки. Но ничего у них не выйдет… Я слишком умен, чтобы меня можно было как мышку поймать на кусок сыра…
И даже если я попаду под суд, я знаю, что меня оправдают. Я не буду лебезить и врать, я сам буду своим правдивым адвокатом… У прокурора ничего не получится…
Прокурор: «Родион Раскольников совершил зверское убийство двух беззащитных женщин — проценщицы и ее сестры Лизаветы. Он убил их топором, который принес с собой. После убийства обвиняемый ограбил дом, захватив с собой несколько ценных вещей, и скрылся с места преступления. Доказательства вины неоспоримы. И за преднамеренное двойное убийство с целью ограбления Родион Раскольников должен быть сослан на каторжные работы».
Адвокат: «Да, все было именно так, как говорит господин прокурор. Но я прошу обратить внимание суда присяжных на обстоятельства, приведшие Родиона Раскольникова к совершению столь тяжкого преступления.
Господин прокурор утверждает, что старуха-процентщица была беззащитной и, видимо, безобидной женщиной. И таковой она, конечно, могла показаться, когда прогуливалась по улицам Петербурга. Но для моего подопечного эта старуха была олицетворением всего жестокого мира, который окружает бедного человека; она была символом несправедливости. И Раскольников считал, что ее убийство принесет больше пользы, чем вреда. Что после ее смерти освободятся, наконец-то, души молодых людей, которые она держала у себя в залог. Ведь старуха была ростовщиком… а попасть в лапы такого рода людей — большое несчастье для любого. Так разве ж можно судить его после этого.
Таким образом, вынудило его на совершение преступления чувство справедливости (пускай и сложившееся в больном мозгу), а отнюдь не природная или беспричинная жестокость. Да и сам город сыграл здесь немаловажную роль. Этот желтый Петербург сделает убийцей кого угодно…»
День и ночь:
Я болен… Я больше не могу сопротивляться…
(1 votes, average: 5,00 out of 5)