Судьба крестьянства в романе Шолохова «Поднятая целина»

Сюжет романа «Поднятая целина» переносит нас на Дон, на хутор Гремячий Лог, куда одновременно приезжают участники и идеологи будущего конфликта. Один, Половцев, ночью, как волк, потому что он белогвардеец, другой — бывший Путиловский рабочий и красный моряк Давыдов — днем, открыто.
Половцев хочет втянуть отдохнувших после Гражданской войны казаков в союз борьбы за освобождение Дона. Давыдов как двадцатипятитысячник должен собрать всех в колхоз, поприжав покрепче кулака.
После приезда вожаков стремительно разворачивается сюжетное действие с его основными «узлами»: первым собранием бедняков, принявшим решение раскулачивать «богатеньких», сценой раскулачивания Гаева, Лапшинова и прочих, раздачей имущества беднякам, вторым собранием гремяченцев по созданию колхоза, драматическим «бабьем бунтом», сценой пахоты, когда Давыдов сумел организовать социалистическое соревнование бригад.
Массовые сцены — художественная особенность романа. Что хочет сказать художник таким сюжетопостроением? «Течет» масса народная, выявляя свое заинтересованное отношение к новым идеям, стало быть народ хозяин и творец истории. Так ли это?
Половцев сразу взял в оборот местного агронома и крепкого хозяина Якова Лукича Островнова.
Давыдов сразу начал подзадоривать бедняков: «Кулак гноит хлеб в земле». И жалобные голоса незамедлительно откликнулись: «Эти (быки) у богатых, им и ветер в спину», а Любишкин предложил: добро богатых нужно отдать в колхоз.
Роман «Поднятая целина» повествует о создании колхоза и о полифоничности мнений самих крестьян. Все заинтересованы, равнодушных не было: мужик в лисьем треухе предложил собрать бедняков в один колхоз, середняков — в другой, а лодырей — на выселки. Николай Люшня убежден в том, что «колхоз — дело добровольное, хочешь — иди, хочешь — стороной гляди», то есть он за свободу выбора.
Доводы Кондрата Майданникова, середняка, привлекают, но не убеждают. Он верно назвал причины незащищенности единоличного хозяйства — и засуха, и проливные дожди, и неурожай, и свалившаяся вдруг на работника хворость, и смерть хозяина. Он серьезен и обстоятелен — этот человек, который принимал у своей коровы, трепеща, маленького, дрожащего бычка, растил, как ребенка, а теперь, голосуя за колхоз, отдавал свою «худобу» в чужие руки, возможно, ленивые и равнодушные.
«Правда» Кондрата трогает до слез, ибо его трудовые мозоли, любовь к родному наделу, животине свидетельствуют о глубокой привязанности к прошлому и понятном каждому страхе за будущее.
Какая же вина лежит на бездумных устроителях колхозов за миллионы обманутых Майданниковых! А предпосылки трагедии уже обозначены в итогах собрания. «Ты нас не силуй!» — прозвучал голос одного из немногих. «Таких, как ты, всех угробили», — пообещал Давыдов, не вдумавшийся в народные мнения. А ведь коряво, без опоры на науку были высказаны идеи фермерского хозяйства на всех уровнях: для богатых, для середняков, для бедняков с постоянной и целенаправленной помощью государства последним.
Жизнь в Гремячем Логе встала как «норовистый конь перед препятствием». И это естественно: кто-то сводил на общий баз свою скотину, кто-то убивал коров и телушек, объедаясь до болезни мясом, кто-то приходил на конюшню покормить своего коня. Брожение усилилось, когда стало известно, что соседи из другого колхоза претендуют на часть семенного фонда. Мужики готовы были развязать новую гражданскую войну: «Ярские приехали забирать семфонд!», а в ответ: «Вас в Соловки надо сажать, собаки на сене!»
Колхоз, который организовал Давыдов — фактически образцовый. В других колхозах все находится еще в большем хаосе. Достаточно вспомнить те двадцать три подводы, приехавшие с ярского хутора за семенами (это какая же должна быть нехватка), обрезанные хвосты лошадей. Для этих колхозников характерно отношение к чужому добру как к своему: «Теперь — колхоз, знаешь? Все должно быть общественное», — строго сказал бородач и, словно из своего кисета, потянул добрую жменю табаку-самосаду».
Похоже, что для них это в порядке вещей — свой табак, свой хлеб. Другая крайность встретилась при поездке Давыдова в губернский колхоз, председатель которого, Поляница, сам живет по-кулацки, но, скорее всего, не забывает раскулачивать других, прикрываясь тем, что хочет создать для колхозников «домашнюю обстановку».
«Каждая кухарка может управлять государством» — каждый рабочий колхозом? Ан, нет! Оказывается не каждый. Более-менее стабильное, приемлемое положение Гремяченскому колхозу обеспечивают только личные качества Давыдова, который со временем все больше начинает понимать жизнь крестьян, он становится как бы центром, душой колхоза. Но на месте председателя колхоза мог оказаться не такой человек, как Давыдов, а такой, например, как Аркашка Менок, и он бы точно ничему не выучился.
А ведь во все времена славился русский характер, который и поработать и погулять может. Но стечение обстоятельств привело к тому, что работать стало невыгодно. Разрушение традиций гуманизма и взаимопомощи, исчезновение людей, могущих и умеющих трудиться, стало истинной трагедией русского крестьянства.