Семья — составная часть любого общества. Исключением не является и город Калинов, и потому общественная жизнь здесь построена на тех же принципах, что и семейная.
Наиболее полно Островский представляет нам семью Кабановых, во главе, в центре, на вершине которой помещается Марфа Игнатьевна Кабанова, богатая купчиха, с ее патриархальным воспитанием и моралью. Далее располагаются другие члены ее семьи: дочь Варвара, девушка своенравная, хитрая, не привыкшая подчиняться даже матери; сын Тихон, в котором всякие проявления живой человеческой души настолько задавлены постоянным (с рождения) владычеством матери, что противостоять ее тирании он не может; невестка Катерина, женщина кроткая, но тонко чувствующая, эмоциональная.
Катерина, на первый взгляд, женщина ничем не примечательная, обыкновенная. «Встану я, бывало, рано; коли летом, так схожу на ключик, умоюсь… У меня цветов было много, много. Потом пойдем с маменькой в церковь… у нас полон дом был странниц и богомолок… А придем из церкви, сядем за какую-нибудь работу, больше по бархату золотом, а странницы станут рассказывать, где они были, что видели, жития разные, либо стихи поют…» — вспоминает Катерина о своем житье-бытье до замужества. Я думаю, почти каждая девушка из купеческой семьи могла рассказать о своей жизни что-нибудь подобное. Но жизнь после замужества не радует Катерину, поэтому она и живет воспоминаниями о своей привольной жизни с родителями. Власть свекрови в доме мужа безгранична. Катерина должна полностью подчиняться матери мужа. Кабаниха патриархально правит в этой семье, заменяя собой владыку-мужа, но искренне желает счастья Тихону и потому пытается по таким же законам выстроить семейную жизнь своего сына, который «из ее воли ни на шаг». Да и жена его, Катерина, почти этому не противится: «Для меня, маменька, все одно, что родная мать, что ты…» — говорит она. Хотя далее замечает: «Напраслину-то терпеть кому ж приятно!»
Патриархальные, домостроевские законы, беспрекословного исполнения которых требует Кабаниха, по большей части основаны на уже отживших, «мертвых» традициях и обычаях, по которым мужчина — создание наивысшее, требующее беспрекословного женского подчинения, и потому жена должна мужа бояться, а он — приказывать. Также необходимо, чтобы она не грубила свекрови, «чтоб почитала ее, как родную мать», чтоб сложа ручки не сидела, как барыня, «чтоб в окны глаз не пялила»; «хорошая жена, проводивши мужа-то, часа полтора воет, лежит на крыльце…», да в ноги ему кланяется, прощаясь. И Катерина все это терпит, так как и семья, где выросла она, тоже являлась частицей общества, жизнь которого построена на патриархальных законах. (Ведь и замуж была выдана не по любви, а в соответствии с представлениями о замужестве в купеческой среде.)
Самым ярким примером такого общества является город Калинов: у него есть свой «центр», «голова», и, естественно, он мужчина. Так как город провинциальный, купеческий, то этим головой является Дикой — самый богатый купец в городе, и потому он никого не боится и над теми, кто победнее, тиранствует, куражится. (Как и Кабаниха в своем семействе.) Власть Дикого основана не на уважении, как во всяком цивилизованном обществе, а на деньгах и страхе. Как Кабаниха говорит пренебрежительно про Катерину «эка птица», так и Дикой отвечает на просьбу Кулигина для «общей пользы» соорудить громоотвод и солнечные часы на бульваре: «Что я тебе равный, что ли! Ишь ты — какое дело нашел важное…» Так он относится к людям, в какой-то степени зависящим от него, а им «…нечего делать, надо покориться!». И лишь остается мечтать: «А вот когда будет у меня миллион, тогда поговорю…», потому как «…у кого деньги, тот старается бедного закабалить…».
Да и семья самого Дикого строится на тех же принципах: каждый унижен. Жена Дикого каждое утро со слезами умоляет: «Батюшки, не рассердите! Голубчики, не рассердите!» И Борис, нежеланный племянник, «живет, делает, что прикажут…», а дядя через год разочтет, как ему угодно будет.
Создается впечатление, что у жителей Калинова просто нет потребности в своей воле: они спокойно подчиняются давно установившимся, общепринятым нормам и обычаям, их вполне удовлетворяет спокойный, «правильный», замкнутый мирок, и, скорее всего, этому способствует их общее (от Глаши до самого Дикого) невежество, поддерживаемое рассказами странниц Феклуш о «людях с песьими головами», о «султанах Махнутах» с их неправедным судом.
И, по-моему, Кабаниха (быть может, подсознательно) понимает, что эти повествования и россказни укрепляют ее патриархальную власть, и потому содержит при себе Феклушу. А та «так довольна, так довольна, по горлушко!»
Вот почему в этом невежественном замкнутом мирке любая стихия, во-первых, пугает. В патриархальной купеческой семье невозможно встретить такое чувство, как любовь; здесь оно действует как стихия, разрушая все порядки и устои, а потому воспринимается как нечто беззаконное, постыдное. Когда Катерина, прощаясь с Тихоном, в порыве чувства бросается ему на шею, то получает гневную отповедь свекрови: «Что ты на шею-то виснешь, бесстыдница! Не с любовником прощаешься! Он муж тебе, глава! Аль порядку не знаешь…»
Подобное отношение к искреннему чувству здесь можно сравнить с реакцией калиновцев на другую стихию, нарушающую их спокойствие, грозу. На этот случай у них тоже образовался определенный обычай: принято считать, что «гроза-то нам в наказание посылается…».
Любовь Катерины к Борису ставит ее против всего калиновского общества, и потому оно отторгает ее. Это общество не признает тех, кто нарушает его порядки, не следует всем его законам. И, быть может, поэтому такой человек, как Кулигин, не имеет семьи: он бы не смог следовать всем домостроевским законам ее построения, необходимым для существования в городе Калинове.
Итак, в драме Островского «Гроза» стихийная любовь главной героини ставит ее против невежественного калиновского общества, живущего по отмирающим домостроевским законам, и, в том числе, против семьи Кабановых. И это общество, и эта семья отторгают Катерину как чуждое явление, нарушающее все законы и порядки, а потому угрожающее этому обществу. Да и сама героиня, являясь порождением этого самого общества, не может простить себе «такого греха» и потому идет на самоубийство. Грустен конец этой драмы. «Но в Катерине видим мы протест против кабановских понятий о нравственности, — писал Н. А. Добролюбов в статье «Луч света в темном царстве», — протест, доведенный до конца, провозглашенный и под домашней пыткой, и над бездной…»