Русская деревня в изображении А. И. Солженицына (по рассказу «Матренин двор»)

Общепризнанным является тот факт, что 20 век в истории России является кровавой эпохой, принесшей стране и ее народу много страшных испытаний. Одним из них стал «советский режим», повлекший за собой массовую эмиграцию огромного количества талантливых людей. Однако можно уехать в другую страну и сменить гражданство, но ностальгия все равно будет возвращать тебя к истокам. Подтверждение тому можно найти в творчестве многих русских писателей, в том числе и в произведениях А. И. Солженицына.
«Летом 1956 года из пыльной горячей пустыни я возвращался наугад — просто в Россию… Мне хотелось затесаться и затеряться в самой нутряной России — если такая где-то была, жила», — так начинается рассказ писателя «Матренин двор».
Он повествует о возвращении героя, но не к «своим» — родственникам или людям, близким по духу, культуре, убеждениям. Это возвращение человека, прошедшего сталинские тюрьмы и лагеря, возвращение в общество, обезличенное и развращенное социальным насилием и ложью. Это тщетная попытка обрести истинную Россию, найти потерянные ценности, нравственную опору.
Вместе с Игнатьичем кочуем мы из одного поселка в другой в поисках работы, тишины и родины. В процессе этих поисков перед нами предстает российская глубинка, вся ее подноготная. Первоначально герою улыбается удача, и он попадает в местечко Высокое Поле, «где не обидно было бы жить и умереть». Но эта удача оказывается иллюзорной: «Увы, там не пекли хлеба. Там не торговали ничем съестным. Вся деревня волокла снедь мешками из областного города».
Писатель с публицистической прямотой противопоставляет Высокое поле, целиком зависимое от города, «зажиточному» областному центру. И в этой параллели угадывается противопоставление дореволюционной России и России советской, монархической страны и «страны Советов».
Символом старой России предстает в рассказе русский лес. Рокот его деревьев, шелест ветвей близок сердцу рассказчика: «На взгорке между ложков, а потом других взгорков, цельно-обомкнутое лесом, с прудом и плотинкой, Высокое Поле было тем самым местом, где не обидно было бы жить и умереть. Там я долго сидел в рощице на пне…» Олицетворением советской России является железная дорога. Именно поэтому в начале рассказа герой мечтает «навсегда поселиться где-нибудь подальше от железной дороги». Боится железной дороги и героиня рассказа Матрена: «Как мне в Черусти ехать, с Нечаевки поезд вылезет, глаза здоровенные свои вылупит, рельсы гудят — аж в жар меня бросает, коленки трясутся. Ей-богу, правда!»
Роковая неизбежность приводит Игнатьича в поселок Торфопродукт («Ах, Тургенев не знал, что можно по-русски составить такое!»). Этот населенный пункт является здесь символом советской действительности. «На этом месте стояли прежде и перестояли революцию дремучие, непрохожие леса. Потом их вырубили — торфоразработчики и соседний колхоз» — в этих строках открыто звучит неприятие советского настоящего, нарушившего многовековой исторический уклад.
В образе поселка Торфопродукт воплощается новый тип цивилизации, который сложился в итоге разрушения патриархального строя. Первой чертой такой формы жизни становится отсутствие целостности, гармонии. Очень показателен в этом смысле образ дома, из которого уходит человеческий тип пространства, и он оказывается пригодным только для публичной жизни (стены не доходят до потолка). Исчезновение живой души народа выражается и в том, что на смену живому пению приходят здесь танцы под радиолу, и в том, что на смену традиционной нравственности приходит анархическое своеволие (пьянство и дебоши в поселке).
В конце концов, рассказчик поселяется в Тальново, где русское также поставлено в условия жесткой зависимости от советского. Чтобы выхлопотать себе жалкую пенсию, героиня рассказа Матрена вынуждена мыкаться по различным советским учреждениям, ведь «…собес от Тальново был в двадцати километрах к востоку, сельский совет — в десяти километрах к западу, а поселковый — к северу, час ходьбы». Церковь — место духовного причастия героини — также находится за пять верст от деревни.
Приютом Игнатьича становится домик «с четырьмя оконцами вряд на холодную некрасную сторону» — жилище Матрены. Но не Тальново как географический объект обогрело Игнатьича, а матренин двор — символ настоящей России. Матрена изображена в рассказе как праведник, на которых испокон веков держалась наша родина в дни испытаний, праведник, без которых «не стоит село». Вот она где, исконная крестьянская избяная Россия, брошенная в огонь трагических испытаний века!
Автор отмечает своеобразие речи Матрены, что тоже указывает на ее принадлежность к «настоящей» России: «Меня поразила ее речь. Она не говорила, а напевала умильно»: «Пей, пей с душою желанной. Ты, потай, приезжий?»; «Только у нее не так уборно, в запущи живет, болеет»; » Не умемши, не варемши — как утрафишь?»
Матрена у Солженицына — воплощение идеала русской крестьянки. Ее облик подобен иконе, жизнь — житию святой. Ее дом — сквозной символический образ рассказа — как бы ковчег библейского праведника Ноя, в котором он спасается от «советского потопа».
Матрена — праведница. Но односельчане не ведают о ее утаенной святости, считают женщину глупой, не умеющей жить, чересчур простой, хотя именно она хранит высшие черты русской духовности.
Житие святой должно завершаться счастливой смертью, соединяющей ее с Богом. Фактическая же гибель Матрены символизирует гибель послереволюционной России, причина которой кроется в «советском» поезде, наводящем панический ужас на героиню рассказа. Недаром она погибает от двух железных сцепленных паровозов, которые разносят деревянный Матренин двор, самодельные сани и ее саму.
Таким образом, в рассказе Солженицына «Матренин двор» изображена русская деревня 50-ых годов 20 века. Писатель изображает ее как нечто, теряющее прошлое и все дальше уходящее от истоков. Спасение Солженицын видит только в одном — в тех праведниках, что остались в русских деревнях, в тех истинно русских характерах, что смогли пережить все испытания и способны спасти страну.