За восемьдесят с лишним лет размышлений над финалом поэмы Блока «Двенадцать» накопилось множество работ исследователей его творчества. Внести что-то новое в разгадку финала мне не представляется возможным, но свое мнение у меня все же сложилось.
Как известно, в эпилоге поэмы, то есть в двенадцатой главе, неожиданно для всего повествования появляется:
В белом венчике из роз —
Впереди — Иисус Христос.
Почему же появление этого персонажа кажется на первый взгляд неуместным?
Во-первых, поэма посвящена революционным будням страны, в которых принимают участие двенадцать главных героев поэмы — двенадцать красноармейцев, которые «без креста», «ко всему готовы» и которым «ничего не жаль». Поэт рассказывает о том, что представляет «действующая сила» революции. Эти люди вроде бы стремятся к благу, к разрешению страны от бремени «старого» мира, поглощенные «революционным», организованным планом. Но в то же самое время действия их стихийны, они ведут себя, как каторжники, выпущенные на свободу. Блок показывает их пьяный разгул:
Эх, эх!
Позабавиться не грех!
Запирайте етажи,
Нынче буду грабежи!
Отмыкайте погреба —
Гуляет нынче голытьба!
Окончательный образ революции складывается у читателя со смертью Катьки, погибшей от руки любившего его красноармейца Петрухи. И после всего этого таких людей еще называют «апостолами». Да, именно этого и добивался Блок. Он хотел показать, какими становятся люди в условиях рушащегося вокруг них «Божьего Света», то есть в данном случае России. Мировоззрение Блока сложилось из представлений о том, что разрушение, потеря всяческого идеала в жизни неизбежно приводит к разрушению всего общества в целом. При появлении же идеала происходит зарождение мира нового. При такой трактовке поэмы становятся и более ясны образы «апостолов», которые, по сути своей, являются теми же учениками Христа, живущими еще до его распятия, но стоящими теперь у подножия разрушающегося мира. В таких условиях ими был утрачен идеал, и найти они его не способны. Именно поэтому они и не узнают своего Учителя, стреляя в него.
Теперь мы вплотную приблизились к образу самого Христа, и уже нельзя отрицать, что его фигура является гармоничным завершением всей поэмы. В этом образе Блок запечатлел тот идеал всего сущего, который пребывает во Вселенной независимо от того, стремятся к нему или нет, его невозможно уничтожить.
Отсюда и «надвьюжная поступь» Христа. Этот эпитет красноречиво свидетельствует о бессмертной природе идеала. «Вьюга» в представлении поэта — это революция, но даже эта сила, сметающая все на своем пути, не способна уничтожить его.
Христос идет впереди своих «апостолов», а за ним плетется «голодный пес» — символ «старого» мира. Такое расположение героев не случайно. Автор подчеркивает, что идеал всегда будет идти впереди независимо от того, нуждаются в нем или нет. Очень важен для понимания образа Христа и символ «кровавого флага». Он отнюдь не означает, что Христос благословляет весь «кровавый беспредел» революции. Этот символ напротив является напоминанием о смерти Катьки как о недопустимом явлении в борьбе за Идеал.
«Кровавому флагу» противопоставлен «белый венчик из роз» на голове у Христа. Это делает его более «женственным», по мысли автора, а, соответственно, и более ярким символом святости и непорочности, заключенных в понятиях Абсолютной Истины и Высшей Справедливости.
В заключении остается сделать вывод о том, что же вкладывал Блок в образ-символ самого Иисуса Христа. Для поэта Христос — это нравственный эталон человеческого бытия, имя которому Любовь, это символ будущего, оправдывающего настоящее. В этом образе заключена для Блока высшая духовность человечества, его культурные ценности, которые «россыпью жемчужной» достанутся тем, кто будет жить в соответствии с этими идеалами. В поэме эти ценности не востребованы, но они «надвьюжны», непреходящи, а значит, могут достаться тем, кто их будет искать.
Образ Христа — это идейный стержень, символ, «который не просто увенчал, закруглил поэму, но придал всем ее слагаемым новое освящение».
Именно потому, что это символ со всей его многозначностью и неисчерпаемостью, нам остается лишь пытаться приблизиться к истинному его смыслу, не объясненному даже самим великим автором «Двенадцати».