Уважаемый Федор Иванович! Как поживаешь ты? Как кума? Здорова ли? Все ли у нее гладко? Я со своим семейством, славу богу, здоров, живем помаленьку. Тружусь я все в том же месте, на той же должности. Ты знаешь, что по роду деятельности мне приходится иногда читать письма, которые к нам приходят. Ты же понимаешь, что это все исключительно по служебной надобности: вдруг какая крамола в письме или, хуже того, донос? Все это должно немедленно быть сообщено нашему городничему для предотвращения и назидания остальным.
А намедни произошло у нас такое! Только все это под величайшим секретом: ты уж смотри ни-ни, никому! Ты, кум, наверное, слышал, что недавно нас посетил ревизор. А я тебе скажу, что их было целых два! То есть один-то настоящий, а другой надувной, лжец, самозванец.
Мы его поначалу приняли за самого что ни на есть, представляешь! А все эти проныры — Бобчинский и Добчинский! Прибежали, устроили суматоху — ревизор в гостинице живет! Все уши и развесили, даже сам городничий. А на самом-то деле… Но ты слушай, все по порядку тебе изложу.
Мы ждали приезда ревизора, и тут пошли слухи, будто он приехал. Появляется перед нами эдакий вертопрах-молодчик и начинает нами крутить. А мы слушаем его, разинув рот. Он рассказывает про свои связи в Петербурге. Будто бы он со всеми важными лицами на короткой ноге, один раз самого генерала замещал. Все его знают, все честь отдают.
И как мы тогда не заметили, что он в своих рассказах врет-врет, да и завирается! То оговорку сделает, что слуга летит к нему на третий этаж, то там, где про писателей заикался. Представляешь, якобы он написал все известные нам произведения, вплоть до «Юрия Милославского». Ха-ха! И городничий-то наш всему этому верил! Да и все чиновничишки тоже! Пошли к нему с «подаянием», чтобы задобрить. А он берет и радуется. И в ус себе не дует! Да еще и побольше просит.
И я, каюсь, был там же. Давал. А куда денешься? Мало ли что за человек, а задобрить надо. Но, скажу я тебе, наш городничий хорош. Только ты уж, кум Иван Федорович, пожалуйста, никому! Ведь этот лжеревизор сватался к его дочери. Больше того, он и к его жене сватался. Каков прохвост, а?
Но, хочу тебе сказать, дамы от него в восторге были. Он умел обольстить. Такой весь из себя худенький, порхающий, пыли в глаза напустил: генералы-писатели, чуть ли не сам император в знакомых. Знаешь, я вот тут подумал, и мысли у него какие-то порхающие были. Завираться он мог до небесных далей: врет и сам верит в свое вранье. Да, странный человечишко…
Ну, в общем, он наобещал всего городничему и его дочери, их сосватали уже, а он возьми и исчезни. Просто упорхнул и все. Уж как злился наш почтенный Антон Антонович, ты себе не представляешь! Он-то уже планов себе настроил: поедет в Петербург, будет там сам кум и сват. А тут такое! Ведь выяснилось (кстати, из письма этого Хлестакова своему другу Тряпичкину), что этот пройдоха — обычный писаришка в канцелярии в Петербурге. Получает копеечное жалование, живет бог знает в каком угле, а возомнил себя ревизором.
Хотя, знаешь, кум мой дорогой, как подумаешь: а что остается нам, «маленьким людям»? Ладно еще, здесь, в нашем городишке, и то иногда начнешь роптать: семья, дети, а жизни ведь никакой не видишь. Что уж говорить про Петербург! Там таких роскошей насмотришься, а сам-то должен жить на копеечное жалованье. А и ведь ты тоже человек, и тебе хочется гулять, пировать, «на золоте едать». Да, как подумаешь обо всем об этом… Ну да ладно!
В общем, этот Хлестаков расписал нас всех последними словами. А вскоре мы узнаем, что приехал настоящий ревизор! Вот это было, скажу я тебе, брат, что-то уму непостижимое. Все просто оторопели во главе с нашим благоверным Антоном Антоновичем. Ну а что делать! Пришлось смириться и начать все заново (ты понимаешь, о чем я).
В общем, такая вот ситуация. Хлестаков этот — о-го-го! Да и мы были хороши: куда смотрели — неизвестно. И как мы могли ему поверить?!
За сим, кум, прощаюсь с тобой — надо идти дела делать. Всем своим передавай наилучшие пожелания. Надеюсь, скоро увидимся. Полина Егоровна родить должна в мае — приедете на крестины, сможем поцеловаться-обняться, о жизни поговорить.
С пожеланиями здоровья и благоденствия,
Иван Кузьмич Шпекин.