Время все отчетливее выявляет масштабы художественного мира Б. Пастернака. Высшей мерой проявления жизни, носительницей ее смысла была для поэта природа. Жизнь, пьянящая радость ощущения единения во всем живом — в цикле стихотворений «Весна». Поэт восторженно удивляется новому расцвету природы.
Книга «Сестра моя — жизнь», вышедшая в 1922 году, парадоксально совмещает поэтику футуризма с романтической традицией. «Сестра моя — жизнь» — своеобразный любовный роман, роман в стихах, состоящий из одних лирических отступлений. О поступках людей почти ничего не говорится, повествовательное начало сведено к минимуму.
Природа же в стихах Пастернака одухотворена, наделена свойствами субъекта. Она становится действующим лицом наравне с человеком. Человек лишь выражает словами действия, поступки природы.
Композиторское умение Пастернака в звуке передавать и внешний, и внутренний мир приводит у него к тому, что подчас звучание, а не привычное значение слов определяет у поэта отбор этих образов:
Отростки ливня грязнут в гроздьях
И долго, долго, до зари
Кропают с кровель свой акростих,
Пуская в рифму пузыри.
(«Поэзия», 1922)
Шум дождя и звук падающих капель в этих строчках чувствуешь, можно сказать, губами и кончиком языка, и, не ощущая этого, трудно объяснить, почему у ливня появились «отростки», которые «грязнут в гроздьях» садовых растений.
Философичность стихов Пастернака заключается в том, что они разрешают самую важную проблему XX века — проблему трагического разлада человека и мира, ставшего для человека враждебным и лишенным смысла. Действительно, прекрасная и могучая природа современному человеку, не находящему более поддержки в вере, видится равнодушной, даже жестокой: стихийные бедствия, эпидемии, космические катаклизмы, кажется, в любой момент готовы стереть людей с лица земли. Природа равнодушна к человеку — но не у Пастернака.
Окружающий мир пронизан человеческой эмоцией, и уже поэтому не может быть чужд человеку. Поэтическое сравнение и метафора оказываются превосходным средством сближать человеческое и природное, одухотворять внешний мир и растворять в природе — внутренний.
Если для акмеистов многовековая культура служила спасительным убежищем от небытия и вселенского хаоса, источником смысла в этом мире, то Пастернак живет чувством своей причастности всему миру, в том числе и не «окультуренному» человеческой жизнедеятельностью:
Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной
В слезах от счастья отстою.
(«Когда разгуляется», 1956).
Мотив дождя, являющийся центральным в книге «Сестра моя — жизнь», неоднократно встречающийся в ряде стихотворений, подчас с определением «весенний», символизирует оживление, возрождение, любовь. Пастернаковский «весенний дождь» пробуждает аналогии с библейским образом живой воды.
Вот стихотворение из цикла «Развлечения любимой», помещенного в книге «Сестра моя — жизнь». Оно переполнено счастливой любовью и является ее своеобразной формулой.
Название цикла, название стихотворения, первая строфа позволяют представить себе следующее: герой вдвоем со своей любимой, в лодке, отдыхает, вокруг летнее цветение природы. То ли сердце колотится от волнения, то ли лодка покачивается на волнах, но все существо героя переполнено ощущением счастья, любви и главное — нешуточности, серьезности и торжественности этой любви. О последнем говорит обращенное то ли к спутнице, то ли к читателю восклицание-предупреждение:
…о, погоди!
Это ведь может со всяким случиться!
Счастливый полдень любви по своей значимости для человека не уступает тайне звездного неба, всей мощи истории и культуры («Гераклу громадному»), наконец, всей бездне прошедшего и будущего времени (на щелканье славок — небольших певчих птичек, вроде воробьев, — можно промотать целые века, лишь бы «она» была рядом).
Четырехстопный дактиль с дактилическими же окончаниями (во второй и третьей строфах) хорошо передает «заклинательные» интонации предельно взволнованной речи. Напор внутреннего волнения такой, что пятикратный повтор конструкций с ключевым словом «это» («это ведь значит…» и др.) не оставляет впечатления поэтического приема, а кажется вполне понятным нежеланием произносить вслух слово «любовь», так много значащее для героя. Обратим внимание также на знаменитые пастернаковские метафоры, соединенные с метонимией: «лодка колотится», да еще не где-то, а в «сонной груди»; «ивы целуют» не только героя (и героиню), но и лодку (уключины) — поистине «все во мне — и я во всем» (Ф. Тютчев).
Стихотворение на редкость музыкально. Первые три строчки построены на звуках «л», «д», и «и» — так и слышится сонное колыхание воды. Начало второй строфы пронизывает поющее «э»:
Этим вЕдь в пЕснЕ тЕшатся всЕ.
Это вЕдь значит — пЕпЕл сирЕнЕвый…
Нарядное слово «роскошь» как бы продолжается своими звуками в последующем: словосочетании «кРоШеной РомаШКи в Росе». В последней же строфе «л» и «р» напоминают о щелканье славок.
В лирике Пастернака предстает мир, утративший устойчивость. Одна из важнейших тем в творчестве этого времени — место человека в истории, которая представлена хаосом:
И хаос опять взлетает на свет,
Как во времена ископаемых.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)