Некоторые современники Гоголя считали, что драматург — по цензурным соображениям — написал аллегорию, что под видом уездного города им изображена столица русской империи — Петербург. Едва ли это так: Гоголю, по складу его творческой манеры, была чужда аллегория. Сила пьесы — не в иносказательных намеках, а в особом принципе отбора жизненных явлений. Свой «уездный город» писатель однажды назвал «сборным городом всей темной стороны». В частности, он уделил большое внимание его устройству.
Драматург считал, что в его комедии «и сцена, и место действия идеальны», хотя трудно представить себе что-либо более конкретное и более национальное, чем гоголевский город.
Широта обобщения в «Ревизоре» возрастала и благодаря следующей особенности творческой манеры Гоголя. Обычно комедиографы до Гоголя противопоставляли порочным и развращенным персонажам мир настоящей, честной жизни. Противопоставляли или прямо, вводя в действие так называемых добродетельных героев, или скрытно, когда присутствие этих героев чувствовалось за сценой. Гоголь не сделал ни того, ни другого. Мало сказать, что он отказался от идеальных, добродетельных персонажей, — драматург не оставил для них возможности существования и за сценой, вне действия комедии.
В «Ревизоре» нет даже намека на то, что где-либо, в каком-либо дальнем или близком углу обширного русского государства жизнь протекает не так, как в городе, по иным законам и правилам. Все в пьесе предстает как общепринятое. И городничий и чиновники твердо знают, что нужно делать в связи с прибытием «ревизора». Нужно давать взятки, задабривать, пускать пыль в глаза. Эти средства и раньше оправдывали себя, при наезде других высокопоставленных лиц; помогут они и на этот раз. Конечно, вполне могло бы случиться и так, что ревизор не взял бы. Но тот, с кем случилось бы подобное, знал бы, что это просто его личное невезение. (Мало ли какие бывают соображения у ревизора. Например, городничий, не умея вначале найти «подход» к Хлестакову, мог подумать, что тот просто набивает себе цену.) В правильности же и эффективности выбранных мер никто из чиновников не сомневается.
Не сомневаются в этом и купцы, мещане — те, кто выступает в пьесе в роли обиженных и просителей. Купцы жалуются «ревизору» на городничего не за то, что он берет взятки («мы уж порядок всегда исполняем»), а за то, что он чересчур лютует в своей алчности — «не по поступкам поступает». Зная «порядок», они и к «ревизору» явились с подношением.
Гоголь говорил позднее, что на сценическую площадку «Ревизора» «из разных углов России стеклись… исключения из правды, заблуждения и злоупотребления». Но сконцентрированные в пьесе «исключения» из правил приобрели характер обыденности, нормы. Словом, мы опять сталкиваемся с необычайной широтой гоголевского обобщения и снова убеждаемся, что перед нами не простой город, а «сборный».
Гоголевский город живет невиданно напряженной жизнью, он взволнован необычайным событием. Это событие — ожидание, прием и проводы ревизора. Гоголь создает тем самым «общую» завязку пьесы, которую он сознательно противопоставлял «частной». Пример частной завязки — любовная интрига, затрагивающая, самое большое, интересы нескольких людей: молодых любовников, а также их родных или слуг, помогающих (или препятствующих) соединению любящих. Вот почему Гоголь считал, что любовная завязка — «точный узелок на уголке платка». «Ревизор» же, говоря словами драматурга, вяжется «всей своей массою в один большой, общий узел».
Иначе и не могло быть в пьесе, в поле зрения которой — не семья, не дружеский круг, а целый город, да еще «сборный»!
(1 votes, average: 5,00 out of 5)