Слова Л. Толстого о том, что «без идеала нет жизни», относятся и к людям, чьи идеалы ложные, внушенные власть имущими людям, напоминающим зомби, в которых жизненное начало подменено фанатической верой в чуждые им идеи.
А. Платонов подчеркивает неосознанное состояние человека, забывшего о своем существовании, человека безыдейного: «…точно все живущее находилось где-то посреди времени и своего движения: начало его всеми забыто и конец неизвестен, осталось лишь направление». Писатель выражает сомнение в том, оправдана ли прекрасная будущая жизнь столькими жертвами, да и может ли она быть построена на таком зыбком фундаменте?..
Вопрос, поставленный Платоновым, имеет давнюю традицию в русской литературе. Сюжетно он реализует мысль Достоевского о недопустимости постройки самого прекрасного здания, если в его основании заложена «слезинка ребенка» (реминисценция настолько очевидна и прозрачна, что прочитывается всеми исследователями повести). Образ девочки Насти несет глубокую смысловую нагрузку. Как известно, в художественном мире Платонова тема ребенка тесно связана с концепцией будущего. «Котлован» завершается смертью девочки, символизирующей потерю в первую очередь культурной преемственности.
Свое отношение к проблеме культуры, забвение которой ведет к гибели нации, художник недвусмысленно выразил в романе «Чевенгур». Размышлениям главного героя о революции и культуре, отражающим революционное сознание в 20-е годы, придана явная пародийная окраска: «…Дванов был доволен, что в России революция выполола начисто те редкие места зарослей, где была культура, а народ как был, так и остался чистым полем — не нивой, а порожним плодородным местом. И Дванов не спешил ничего сеять: он полагал, что хорошая почва не выдержит долго и разродится произвольно чем-нибудь небывшим и драгоценным, если только ветер войны не принесет из Западной Европы семена капиталистического бурьяна». Платонов доводит до абсурда идею уничтожения старой культуры, конкретизируя известный пролетарский лозунг о «расчистке места» для постройки нового общества. Сюжетную реализацию эта мысль получает в главах, в которых описывается чевенгурский коммунизм.
Чевенгур — символический образ Будущего, его утрированно-гротескная модель, построенная путем овеществления абстрактных понятий. Примечательно, что идеологическая структура этого образа имеет двойную подоснову — философское учение Н. Федорова и коммунистические идеи. Именно эти два начала, как было отмечено ранее, оказали существенное влияние на формирование мировоззрения раннего Платонова. Однако жизнь вносила свои коррективы. Выше уже указывалось на ироническое переосмысление художником собственных взглядов. В «Чевенгуре» один из самых «неистовых» героев романа, Чепурный, своим отношением к революции близкий молодому Платонову, строит коммунизм в городе в течение нескольких дней -(реконструкция идеи о мгновенном построении коммунистического общества с проекцией на библейский сюжет), уничтожив старый мир «до основанья». Писатель либо пародирует, либо тонко иронизирует над коммунистическим сознанием героя, прибегая к приему овеществления метафоры: «Лучше будет разрушить весь благоустроенный мир, но зато приобрести в голом порядке друг друга, а посему, пролетарии всех стран, соединяйтесь скорее всего!» Далее в романе рисуются трагические последствия деяний человека, пренебрегшего законами природы и истории. Существование общества, построенного на пустом месте, невозможно.
На элемент самопародии указывают трагифарсовые интерпретации наиболее близких Платонову идей Федорова — любви и равенства, родства и братства, отказа от земных благ. Платонов трагикомически рисует чевенгурское общество, в котором пролетарии «взамен степи, домов, пищи и одежды* имели «друг друга, потому что каждому человеку надо что-нибудь иметь».
Чевенгурский коммунизм, построенный идеалистом Чепурным при поддержке демагога Прокофия Дванова, с радостного согласия обманутых «идеей» Копенкина, Пашинцева и остальных, обречен на гибель, ибо в основании его лежат одни абстракции, оторванные от реальной жизни. Критический пафос писателя выражается в его стремлении придать комические черты чевенгурским активистам, живущим в соответствии с прямолинейно понятыми лозунгами. Зачастую авторская позиция проявляется и в речи персонажей. Многие герои, в том числе и активный борец за социализм Копенкин, «за которого все однажды решила Роза Люксембург», начинают сомневаться в правильности чевенгурской жизни. После смерти ребенка вера Копенкина в коммунизм пошатнулась: «Какой же это коммунизм?.. От него ребенок ни разу не мог вздохнуть, при нем человек явился и умер. Тут зараза, а не коммунизм». Таким образом, мотив смерти, один из важнейших в творчестве художника, тесно связан в романе с темой Чевенгура. Он становится символом мертвой жизни, берущей истоки в примитивном усвоении необразованным народом философии социального рационализма. Это ускоряло процесс мифологизации сознания, последний этап которого Платонов отразил в повести «Ювенильное море», написанной в середине 30-х годов.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)