В стихотворении Н. Рубцова «Тихая моя родина» нашло воплощение ощущение неразрывного единства лирического героя со своей малой родиной. Его признание любви к родине такое проникновенное, что кажется, будто в каждой строчке бьется живое сердце. Доверительность интонации, щемящая грусть захватывает читателей и заставляет пройти вместе с лирическим героем по дорогим ему сердцу местам, проникнуться его чувствами.
Казалось бы, что можно нового сказать об ивах, реке, соловьях, деревянной школе, деревенской церквушке? Но, читая строки Рубцова, мы вновь и вновь испытываем радость открытия мира русской природы.
Когда поэт называет атрибуты своей родины, он словно не может остановиться, хочет показать как можно больше милых примет родного края: ивы, реку, бескрайнее поле, холмы, зеленый простор. Лирический герой не может не вспомнить свою милую деревянную школу. Родина — это большая любовь поэта, но и, как и всякая большая любовь, она с оттенком горечи:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
Лирический герой с грустью замечает:
Там, где я плавал за рыбами,
Сено гребут в сеновал:
Между речными изгибами
Вырыли люди канал.
А там, где когда-то, будучи мальчишкой, лирический герой любил купаться, — «тишина теперь и болотина».
Герою очень важно, чтобы его «тихая» родина знала, что он «ничего не забыл»: «Тихая моя родина, Я ничего не забыл…» Родина для него — живое существо, поэтому обидеть ее предательством (а забыть — значит предать) он не может.
Поэт словно окружает родину ореолом святости, когда упоминает деталь, без которой трудно представить себе православную Россию, — деревенскую церквушку:
Тихо ответили жители,
Тихо проехал обоз.
Купол церковной обители
Яркой травою зарос.
Очутившись на родине детства, пройдя по знакомым «зеленым просторам», увидев родные ивы, поле, холмы, повзрослевший лирический герой вновь превращается в прежнего мальчишку, озорного, бесшабашного:
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
И тотчас по-мальчишески захватывает дух. Какой простор окрест: поле, холмы, облака! Даже запахи здесь — свои, родные. На родине поэта так сладко пахнет «медом, зерном и сметаною», и такая тишина! Очень приято окунуться в эту тишину после большого, шумного города. Слова «тихая» и «тихо» повторяются пять раз, даря нам ощущение милой сельской глубинки.
И вдруг в последних четырех строчках тишина нарушается. Плавные, неторопливые строчки прерываются порывистым, эмоциональным, пылким признанием:
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Поэт будто ощущает недолговечность, зыбкость, непрочность дорогого ему священного покоя. А еще он словно боится, что ему не хватит слов, в полной мере убедительных, чтобы донести до всех свою любовь так, чтобы в нее поверили! Потому-то так неожиданно и врывается в ткань стихотворения отлагательное существительное — «гром», придавая ему эмоциональный заряд. Эмоциональный накал удваивается: этот гром «готов упасть».
С родиной у лирического героя — «самая жгучая, самая смертная связь». Поэт использует оба прилагательных в сравнительной степени, используя прием градации: прилагательного «самая жгучая» ему показалось мало, и он прибегнул к еще более действенному — «самая смертная».
Концовка стихотворения подобна вдруг осветившей все вокруг вспышке молнии, мощному разряду переполнившей душу любви. И все-таки боль лирического героя ощутима в этих строчках. Он, как я думаю, с болью чувствует, что порой теряет связь со своей «тихой родиной»:
— Где же могила, не видели?
Поле до края небес!
Тихо ответили жители:
— Каждому памятник — крест.
Поэт понимает, насколько это важно — сохранить связь времен, связь поколений. И могилы близких людей — это наша дорогая память, наша ниточка в прошлое.
(1 votes, average: 5,00 out of 5)