«Сестра моя — жизнь» Б. Л. Пастернака

Книга «Сестра моя — жизнь» — вторая (после «Поверх барьеров») книга стихотворений Пастернака. Стихотворения, которые собраны в ней, объединены общей идеей, общими образами. Книга имеет собственную композицию: вступление, основную часть, состоящую из нескольких циклов, и » послесловие «.
Интересно, что во многих своих произведениях Пастернак идет от музыки; это особенно характерно для данной книги (и следующей за ней — «Темы и вариации») и заметно в одновременном присутствии одних и тех же образов в разных стихотворениях («Девочка» и «Душистою веткою машучи…», «Балашов» и «Давай ронять слова…»), причем в первом образ как бы заявляется, задается, получает свое развитие и разрешение. В первую очередь интересно в стихотворении «Про эти стихи», где представлено мироощущение лирического героя книги.
В кашне, ладонью заслонясь;
Сквозь фортку крикну детворе:
«Какое, милые, у нас
Тысячелетье на дворе?»
Здесь проявляется свойственное Пастернаку отношение к истории; он воспринимает себя и мир принадлежащими истории, как «второй вселенной, воздвигаемой человечеством в ответ на явление смерти с помощью явлений времени и памяти» («Доктор Живаго») лирический герой воспринимает себя как звено времени; он «вечности заложник/ У времени в плену».
Связь поколений и миров проявится еще в одном стихотворении книги — «Давай ронять слова…».
Интересно стихотворение «Сестра моя — жизнь и сегодня в разливе…», давшее название всей книге. В нем суть восприятия истории лирическим героем — равенство всех предметов и существ мира в ней.
Что в мае, когда поездов расписанье,
Камышинской веткой читаешь в купе,
Оно грандиозней Святого писанья
И черных от пыли и бурь канапе.
Это стихотворение — концентрация мироощущения лирического героя; здесь заявлено равенство человека и жизни, человека и мира, жизни и мира. Все сотворенное кем бы то ни было имеет право на существование; вещь сотворена, следовательно, вместе со своим возникновением она вошла в историю и стала равна ей.
В первый раз природа как реальное проявление жизни мира изображается в стихотворении «Плачущий сад». Здесь заметен переход от ада к самому лирическому герою:
Ужасный! — Капнет и вслушивается,
Все он ли один на свете. Мнет ветку в окне, как кружевце,
Или есть свидетель…
К губам поднесу и прислушаюсь,
Все я ли один на свете…
Природа становится средством приобщения к истории.
В связи с образом сада можно рассмотреть стихотворения «Зеркало» и «Девочка»; интересно, что вначале стихотворение «Зеркало» носило название «Я сам».
Дорожкою в сад, в бурелом и хаос
К качелям бежит трюмо…
Огромный сад тормошится в зале
В трюмо — не бьет стекла!
Отождествление себя с садом становится для лирического героя средством самовыражения; сад, как мир, характеризуется общностью существующей в нем жизни. Прямое отождествление себя и сада мы видим и в стихотворении «Девочка»:
Из сада, с качелей, — с бухты-барахты
Вбегает ветка в трюмо!..
Родная, громадная, с сад, а характером —
Сестра! Второе трюмо!
В стихотворении «Душистою веткою машучи…», где выражено единство всех явлений бытия:
Пусть ветер, по таволге веющий,
Ту капельку мучит и плющит.
Цела, не дробится…
Очень интересно стихотворение «Ты так играла эту роль!..», где, возможно, выражено восприятие лирическим героем жизни как игры (вспомним название книги Юрия Живаго — «Игра в людей»). Особенно характерны строки:
И, низко рея на руле
Касаткой об одном крыле,
Ты так! — ты лучше всех ролей
Играла эту роль!
Они дают возможность вспомнить «Чайку» Чехова; вообще в стихах Пастернака ассоциации играют значительную роль; так, например, они важны в «Балашове»:
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
В природе лип, в природе плит,
В природе лета было жечь.
Здесь задан вопрос, но на него не дается ответа. Он дан в стихотворении «Давай ронять слова…». Характерно, что эпиграфом к нему служат процитированные только что строки; все стихотворение является преддверием ответа:
Ты спросишь, кто велит? —
Всесильный бог деталей,
Всесильный бог любви,
Ягайлов и Ядвиг.
Это стихотворение, несмотря на то что оно не последнее, как бы заключает всю книгу — настолько исчерпывающе дан ответ. Здесь мы видим, кого Пастернак считает центром природы, культуры, мира; при этом подтверждается тождество всего созданного, сотворенного Богом:
Кому ничто не мелко,
Кто погружен в отделку
Кленового листа…
Характерным свойством книги «Сестра моя — жизнь» является очевидное присутствие в ней творящейся истории. Так, в стихотворении «Весенний дождь» мы видим:
Это не ночь, не дождь и не хором
Рвущееся: «Керенский, ура!»,
Это слепящий выход на форум
Из катакомб, безысходных вчера…
Наконец, последнее стихотворение, где хотелось бы заметить наибольшее сближение природы, мира и человека, — это «Наша гроза»:
Гроза, как жрец, сожгла сирень
И дымом жертвенным застлала
Глаза и тучи расправляй
Губами вывих муравья.
В книге есть цикл «Занятие философией», включающий в себя «Определение поэзии», «Определение души» и «Определение творчества». Эти стихотворения по мысли как бы предваряют «Давай ронять слова…». В «Определении поэзии» мы видим характерный предметный ряд:
…Это — ночь, леденящая лист,
Это — двух соловьев поединок…
Все, что ночи так важно сыскать…
Здесь ночь уподоблена центру жизни. «Определение творчества» же сводится к определению мироздания: «Мирозданье — лишь страсти разряды, человеческим сердцем накопленной». Таким образом, антропоморфность мира ложится в основу определения самого этого мира.
Итак, мы видим, что книга «Сестра моя — жизнь» — единое произведение, где присутствует несколько развивающихся тем. Центральная — тема любви, от нее и зависят все остальные, сама же она выражена настолько полно в жизни природы и мира, что не может быть исчерпана.



1 Star2 Stars3 Stars4 Stars5 Stars (1 votes, average: 5,00 out of 5)

spacer
«Сестра моя — жизнь» Б. Л. Пастернака