Онегин в начале и конце романа

Первая глава открывается внутренним монологом героя, в котором под иронией скрыто раздражение. Онегин соглашается на роль, которая в его собственных глазах трезво оценена как «низкое коварство»:
«Но Боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарства,
Вздыхать и думать про себя:
«Когда же черт возьмет тебя?».
Он вообще ни в чем не видит смысла и равнодушен, казалось бы, ко всему на свете, кроме чувства собственного достоинства и независимости, которые вдруг поколеблены поездкой к дяде. Это раздражение героя идет оттого, что привычное притворство ему надоело, и оттого, что Онегин честен перед собой.
Уже первая строфа романа выявляет «странность» характера героя, его сложность. Первая глава, в сущности, раскрывает историю душевного недуга, вызванного одновременно подчинением Онегина обществу и его конфликтом с ним.
С детства образование и воспитание Онегина не было глубоким: француз учил его всему шутя. Это «шутя» сопровождает всю юность Онегина. Пушкин с иронией называет ее «мятежной», как бы напоминая читателю о высшей возможности в жизни неосуществленной Онегиным.
«Мод воспитанник примерный» — этот мотив проходит через всю первую главу. «Боясь ревнивых осуждений», Онегин становится франтом; опасаясь «судей решительных и строгих», привык он «с ученым видом знатока хранить молчанье в важном споре». Эта оглядка на мнение окружающих, эта зависимость от света лишает юность Онегина истинной мятежности». Мода обрекает на поверхностное отношение ко всему. Следуя моде, нельзя быть самим собой; мода преходяща, поверхностна.
Пушкин описал один день Онегина, но в нем смог обобщить всю петербургскую жизнь героя — светского баловня. Онегин не отдается душой ни одному из развлечений, ни одному из наслаждений, составляющих круг его жизни. Главное же дарование Онегина проявилось в другой сфере:
«В чем он истинный был гений,
Что знал он тверже всех наук,
Что было для него из млада
И труд, и мука и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень, —
Была наука страсти нежной…»
Онегин умел очень убедительно казаться мрачным, внимательным или равнодушным, красноречивым, резким или дерзким; умел забавлять, побеждать умом и страстью, умел «подслушать сердца первый звук, преследовать любовь…», «тревожить сердца кокеток записных», злословить соперников и дружить с мужьями своих возлюбленных. Но все эти движения «страсти нежной» рассчитаны.
В начале романа Онегин как бы примеряет разные возможности жизни, не отдавая предпочтения ни одной из них. Своеобразный маскарад Онегина отражен в тех парадоксальных по соседству определениях, которые Пушкин адресует своему герою в первой главе: «молодой повеса» — и «добрый мой приятель», «денди и лондонский» — и «ученый малый», «проказник» — и философ в осемнадцать лет», «повеса пылкий» и «отступник бурных наслаждений».
Эпитет «томный» выдает намерение Онегина выставить свое внутреннее состояние на обозрение. Быть может, мы бы не заметили го, если бы в восьмой главе Пушкин не напомнил об этом. Вот Онегин смог, наконец, увидеть Татьяну в ее доме:
«Он с трепетом к княгине входит;
Татьяну он одну находит,
И вместе несколько минут
Они сидят. Слова нейдут
Из уст Онегина. Угрюмый,
Неловкий, он едва-едва
Ей отвечает. Голова
Его полна упрямой думой».
Итак, в первой главе Онегин — «угрюмый, томный», в восьмой — «угрюмый, неловкий». Несходство вторых эпитетов при тождестве первых открывает глубину происшедшей с Онегиным перемены. Истинное чувство не в состоянии заботиться о своей картинности.
Описание Онегина в 1 и 8 главах резко несходны. Множество масок сменяется единством истинного лица: бесчувствие — одушевлением, хандра — страстью. В 1 главе Онегин «непостоянный обожатель очаровательных актрис», ветреность его — признак всего лишь игры в любовь. В 8 главе Онегин исполнен преданности, что не делал он, где бы ни был, — «она… и все она!» В 8 главе на последнее объяснение с Татьяной идет «на мертвеца похожий», тогда как в первой главе описывается приготовление к балу:
«…Из уборной выходил,
Подобный ветреной Венере,
Когда надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад».
Страсть его подобна страданиям влюбленной Татьяны в 4 главе. И в письме Онегина повторяются эти признаки истинной страсти:
«Пред Вами в муках замирать,
Бледнеть и гаснуть…вот блаженство!
В 8 главе «сердечное страданье уже пришло ему невмочь», и он готов к гибели («заранее писать к прадедам готов о скорой встрече»). Он действительно сумел «забыть себя»: преданность чувству сильнее страха смерти, он, «как дитя влюблен». «Все шлют Онегина к врачам», а он дорожит каждым мгновением жизни, в которой присутствует Татьяна:
«Я знаю: век уж мой измерен;
Но чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с Вами днем увижусь я…»
Любовь для Онегина стала единственным условием продолжения жизни.