Немного лет тому назад
Там, где сливался, шумят,
Обнявшись, будто две сестры,
Струи Арагви и Куры,
Был монастырь…
Теперь один старик седой,
Развалин страж полуживой,
Людьми и смертию забыт,
Сметает пыль с могильных плит,
Которых надпись говорит
О славе прошлой — и о том,
Как, удручен своим венцом,
Такой-то царь в такой-то год
Вручал России свой народ.
«Однажды русский генерал из гор к Тифлису проезжал…» С ним был пленный умирающий ребенок лет шести, который отказывался от пищи. Один монах пожалел ребенка и оставил его в монастыре. Но рос он нелюдимым, одиноким, ему были чужды детские игры… Он тосковал по родине. Однако постепенно он как будто привык к плену, выучил чужой язык, был окрещен и уже собирался принять монашеский обет, когда вдруг исчез.
Три Дня все поиски по нем
Напрасны были, но потом
Его в степи без чувств нашли
И вновь в обитель принесли.
Но юноша увядает, уже приближается его конец. К нему приходит исповедник, просит его поговорить с ним, и Мцыри открывает уста:
Ты слушать исповедь мою
Сюда пришел, благодарю.
Все лучше перед кем-нибудь
Словами облегчить мне грудь;
Но людям я не делал зла,
И потому мои дела
Не много пользы вам узнать, —
А душу можно ль рассказать?
Я мало жил и жил в плену.
Таких две жизни за одну,
Но только полную тревог,
Я променял бы, если б мог…
Мцыри признается старику, что в душе его всегда была единственная пламенная страсть — к свободе. «Зачем ты спас меня?» — упрекает он старика. Ведь жить ему пришлось в плену, он никому не мог сказать священных слов «отец» и «мать». И вот Мцыри, как жил в земле чужой, умрет
рабом и сиротой.
«Меня могила не страшит… — говорит юноша, — но с жизнью жаль расстаться мне. Я молод, молод… Пускай ты слаб, ты сед… Ты жил, старик! Тебе есть в мире что забыть! Ты жил, — я также мог бы жить!»
Мцыри рассказывает о прекрасной природе, среди которой он оказался.
Вдали я видел сквозь туман
В снегах, горящих, как алмаз,
Седой незыблемый Кавказ;
И было сердцу моему
Легко, не знаю почему.
Мне тайный голос говорил,
Что некогда и я там жил,
И стало в памяти моей
Прошедшее ясней, ясней…
Ему вспоминается отцовский дом, в тени рассыпанный аул, домой бегущие табуны, лай знакомых псов. Он вспоминает смуглых стариков, блеск кинжалов длинных… А вот и отец, как живой, в своей одежде боевой, молодые сестры и звук их песен над его колыбелью-Мцыри говорит старику:
Ты хочешь знать, что делал я
На воле? Жил — и жизнь моя
‘Без этих трех блаженных дней
Была б печальней и мрачней
Бессильной старости твоей.
Мцыри давно хотелось взглянуть на дальние поля, посмотреть на землю, на природу, понять, «для воли иль тюрьмы» родится человек. Он проводит ночь у обрыва, утром спускается вниз, к потоку. И видит, как к потоку приходит за водой прекрасная грузинка. Он не тревожит ее покоя. У него одна цель — пройти в родимую страну, ради этого он превозмогает чувствоголода. Мцыри заблудился в лесу и, зная, что он один, позволил себе заплакать от отчаяния. Проснулся он на лесной поляне от шума: из чащи выскочил могучий барс. В схватке с барсом Мцыри побеждает. Это убеждает его в том, «что быть бы мог в краю отцов не из последних удальцов». Израненный, он вышел из леса и вдруг понял, что края эти ему знакомы, — он вернулся туда, откуда бежал. И смутно понял я тогда Что мне на родину следа Не проложить уж никогда. Мцыри теряет сознание, бредит, в таком состоянии его находят монахи и приносят обратно в монастырь. Да, заслужил я жребий мой! Могучий конь, в степи чужой, Плохого сбросив седока, На родину издалека Найдет прямой и краткий путь… Что я пред ним?.. На мне печать свою тюрьма Оставила… Прощай, отец… дай руку мне: Ты чувствуешь, моя в огне… Знай, этот пламень с юных дней, Таяся, жил в груди моей; Но ныне пищи нет ему, И он прожег свою тюрьму И возвратится вновь к тому, Кто всем законной чередой Дает страданье и покой… Мой дух найдет себе приют… Увы! — за несколько минут Между крутых и темных скал, Где я в ребячестве играл, Я б рай и вечность променял… Мцыри просит похоронить его в монастырском саду, где растут две акации… «Оттуда виден и Кавказ!»
(1 votes, average: 5,00 out of 5)