«Каратаевщина» — широкое литературоведческое и философское понятие, основой которого стал образ одного из самых значимых героев романа Толстого «Война и мир». Этот персонаж — простой крестьянин Платон Каратаев — кардинальным образом, однако, повлиял на мировоззрение Пьера Безухова и во многом явился выразителем мыслей самого Толстого, его раздумий о месте человека в этом мире.
Итак, Платон Каратаев — простой мужик, живущий по естественным законам. Такой «приземленный» образ жизни отражается, прежде всего, на внешности героя. Писатель отмечает, что в нем «чувствовалось что-то приятное, успокоительное и круглое».
Эта характеристика — «круглый» — не только внешняя особенность Каратаева («Вся фигура Платона, в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая»), но и как бы характеристика его души, его взглядов на мир. «Кругла» и мягка речь героя, изобилующая уменьшительно-ласкательными словами, пословицами и поговорками. «Круглы» всего движения, все его действия, мягко перетекающие одно в другое. Важно, что Каратаев всегда занят каким-нибудь делом — каждая его минута наполнена смыслом, не пропадает даром: «пока одна рука вешала бечевку, другая уже принималась разматывать другую ногу».
Пьер Безухов, переживавший в период встречи с Платоном духовный кризис, чувствовал насущную потребность так же «округлиться» по отношению к жизни — обрести гармонию, получить ответы на терзавшие его вопросы, успокоиться, стать счастливым. И, после бесед с этим человеком, Безухов почувствовал, «что прежде разрушенный мир теперь с новой красотой, на каких-то новых незыблемых основах двигался в душе его».
Что же такое знал Платон Каратаев, какой секрет был ему открыт, что он никогда ни от чего не страдал, а всегда был спокоен, доброжелателен к себе и к окружающему?
Толстой показывает нам, что Каратаев был полностью лишен индивидуализма, эгоистических потребностей. Он воспринимал свою жизнь только как часть общего мира, как часть всего сущего на земле: «…Жизнь его, как он сам смотрел на нее, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл только как частица целого…»
Соответственно, все то, что делает человека несчастным, — амбиции, честолюбие, самолюбие и прочее — начисто отсутствовало у Платона. В этом смысле герой близок к философии буддизма, где стремление к отсутствию желаний, делающих человека несчастным, является наивысшей целью.
Кроме того, Каратаев был убежденным фаталистом. Он считал, что все, что ни происходит, это воля высших сил, Бога, а значит, лучший вариант для человека. Высшая мудрость, по мнению Платона, уметь слышать «глас божий» и подчиняться ему: «Я говорю: не нашим умом, а божьим судом».
Именно эта мысль звучит в рассказе героя о том, как он попал в солдаты. «Все, что ни делается, все к лучшему» — вот жизненная философия Каратаева. С этой мыслью герой подходит ко всем жизненным ситуациям. Такого же взгляда он придерживается и относительно войны с французами — будет так, как надо Богу.
Но, и это важно понять, Каратаев не равнодушный или черствый человек, как это может показаться. В его голове и душе существуют четкие нравственные ориентиры о том, что хорошо и что плохо, о божьем суде, который непременно свершится. Именно поэтому Каратаев говорит о Наполеоне: «червь капусту гложе, а сам прежде того пропадае».
И именно поэтому Платон с одинаковой любовью и уважением относится к каждому человеку: «…Он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком — не с известным каким-нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами…» В плену герой с готовностью слушал каждого, сочувствовал, рассказывал о себе.
Мы понимаем, что Каратаев — в идейном смысле один из важнейших персонажей в «Войне и мире». Недаром Толстой уделяет ему, в отличие от других героев «из народа», несколько глав своего произведения.
Платон Каратаев — выразитель философии самого писателя, заключающейся в слиянии со всем сущим, любви ко всем и непротивлении злу насилием. Конечно же, такой взгляд автора не мог не вызвать нападок со стороны советской критики, обвинявшей Толстого в «смиренчестве», в пассивности, в уходе от реальности и ее потребностей.
Кроме того, мысль Каратаева о том, что человек должен меньше думать, а просто жить, следуя своим чувствам и довольствуясь малым (!), также не могла встретить одобрения у литературоведов в Советском Союзе. Они обвиняли Толстого в крайнем «опрощении» человека, которое приводет к деградации — физической, интеллектуальной и моральной.
Таким образом, все, что связано с Платоном Каратаевым, его взглядами на мир и человека, было названо «каратаевщиной»: «Понятие «каратаевщина» служит для выражения негативного отношения как к образу Каратаева, так и к толстовской проповеди «непротивления злу насилием».
В советской литературе носителями «каратаевщины» принято считать героев А. И. Солженицына, в частности, Шухова («Один день Ивана Денисовича»), старуху Матрену («Матренин двор»).
Лично я негативно отношусь к понятию «каратаевщина» и не вижу в аргументах, выдвигаемых против философии Платона Каратаева, серьезных резонов. Что значит любить всех? Обвинители «каратаевщины» утверждали, что всех любить невозможно, что живой человек обязательно будет испытывать весь спектр эмоций, в том числе, и неприязнь, ненависть.
Однако мне кажется, что любить всех — это просто уметь прощать, не держать зло на других, не делать зло тем, кто тебе неприятен. О правильности этой мысли говорит не только Библия, но и большинство современных психологов.
Убеждение Платона в том, что жить надо чувствами, а не разумом, тоже имеет очень верную психологическую основу. По моему убеждению, только чувства (а не эмоции, которые часто вводят в заблуждения), так называемый «внутренний голос» может правильно «вести» человека по жизни. Об этом, кстати, говорил и Достоевский в своем романе «Преступление и наказание».
Мысль об «опрощении» — это призыв писателя обратиться к реальной жизни с ее насущными потребностями и считать их самым главным. А реальная жизнь — это счастье ежедневного существования, семья, дети, любовь.
Таким образом, на мой взгляд, понятие «каратаевщина» — сугубо советское «изобретение», поверхностное толкование философии Толстого, во многом вызванное идеологическими установками того времени.