В основе пьесы Максима Горького «На дне» — спор о человеке и его возможностях. Действие произведения происходит в ночлежке Костыле-вых — месте, как бы находящемся вне мира людей. Практически все обитатели ночлежки осознают свое положение как ненормальное: между ними и миром оборваны все важнейшие-связи — социальные, профессиональные, духовные, семейные. Ничто не связывает и самих ночлежников — они лишь случайно сошедшиеся в одном месте люди, не желающие ничего знать друг о друге. Итак, разобщенность, беспросветность жизненного «дна». Что может помочь человеку? Может ли его вообще что-либо спасти?
В споре, ведущемся о человеке, особенно важны три позиции — Бубнова, Луки и Сатина. Позиция Бубнова фаталистична и в этой фатальности цинична. По его мнению, все люди — «лишние», так как в мире властвуют безжалостные законы, управляющие человеком и господствующие над ним. Люди плывут по течению, как щепки, «родятся, поживут, умирают». Человек бессилен что-либо изменить. Отсюда — равнодушие не только к чужому страданию, но и к собственной судьбе. Правда Бубнова — это правда внешних обстоятельств жизни.
Лука — пожалуй, самый сложный образ в пьесе. Именно с ним связан основной философский вопрос произведения. Что лучше: истина или сострадание? Нужно ли доводить сострадание до того, чтобы пользоваться ложью, как Лука? Этот странник — единственный носитель идеи сострадания в пьесе. Он сознает: есть «люди» и есть «человеки». Слабым («людям») нужна поддержка: в надежде, в вере, в силе другого. Ибо вера и надежда — мощнейший стимул всех человеческих деяний. Анне Лука пытается облегчить муки ухода из жизни, в Актера и Пепла вселяет надежду на возможность изменить жизнь к лучшему. Но, с другой стороны, после исчезновения старика обретенная людьми надежда оказывается не только иллюзией, но и превращается в полную свою противоположность, что приводит героев к катастрофе. Людям же сильным духом («человекам»), тем, кто находит опору в себе самом, не нужны ни жалость, ни успокоительная ложь. Они сами творят свою судьбу, свое счастье и свое несчастье. Таким образом, философия Луки включает в себя и христианское долготерпение, и чуткость к чужому страданию, и трезвый реализм. Но главное — она обращена к доброму в душе каждого человека. Это доброе пробуждает в нем желание стать лучше.
Сатин является выразителем другой жизненной позиции: «Все — в человеке, все — для человека! Существует только человек, все же остальное — дело его рук и его мозга».’ Человека надо уважать, считает герой, жалость только унижает. Но кто сам Сатин? Шулер, человек, живущий заведомой ложью. Он говорит красиво, но декларирует презрение к тем несчастным, кто работает ради корки хлеба: «Работать? Для чего? Чтобы быть сытым?.. Я всегда презирал людей, которые слишком заботятся о том, чтобы быть сытыми». Говорит об уважении, а уничижает того самого «маленького человека», которому сочувствовала русская литература, начиная с Пушкина. Образованный, умный, сильный Сатин сам, очевидно, мог бы вырваться со «дна» жизни, но не хочет этого сделать: зачем? Так идея «свободного человека» (как и идея утешения ложью Луки) превращается в свою полную противоположность — в философию своеволия, и Сатин становится невольным идеологом зла, превращая его в форму существования на земле и оправдывая его.
Таким образом, в пьесе нет однозначного ответа на вопрос: что лучше — истина или сострадание? Горький выражает и уверенность, что только истина в состоянии спасти человечество, и понимание значимости сострадания в жизни людей.