Моральный — соответствующий местному
и изменчивому представлению о том,
что хорошо и что плохо. Отвечающий
всеобщему понятию о выгоде.
Амброз Бирс. Из «Словаря Сатаны»
«Внушить массе почтение к своему уму способен лишь тот, кто грубо ниспровергает мнение большинства», — так когда-то определил самодуров известный американский писатель Эдгар По. Действительно, как можно внушить кому-то свое мнение, весьма сомнительное, если не прибегнуть к общеизвестному и наиболее эффективному способу принуждения.
«Принуждение — красноречие силы», — еще раз вспомним Амброза Бирса. Самодурство — неотъемлемая часть человеческого фактора.
Вопрос: что порождает самодурство? Безнаказанность и отсутствие какого-либо сопротивления.
Самодурство различного рода способна родить толерантность, терпимость. По своей сути терпение не является отрицательным свойством до тех пор, пока оно не превращается в «ослабленную форму отчаяния, замаскированную под добродетель». И если даже принять тот факт, что герои пьесы А. Н. Островского «Гроза» делятся на «самодуров» и «жертв», то «жертвы» в данном случае создали сами себя, а «самодуры» приняли силу путем их смирения.
«Кто истинно свободен? — задается вопросом Ф. Н. Глинка. — Тот, кто не раболепствует собственным страстям и чужим прихотям». Кабаниха и Дикой действительно самодуры, но их присутствие отвечает той среде и той морали, которую принимают и обязаны принимать все, действительно, по закону «всеобщей выгоды». Социальный и духовный мир жителей города Калинова оказывается совершенно замкнутым. Новости из большого мира приносит странница Феклуша, и калиновцы с одинаковым доверием слушают и о странах, где люди «с песьими головами», и о железной дороге, где для скорости «огненного змия стали запрягать», и о времени, которое «в умаленье стало приходить». Хочется сказать словами известного классика, что «для глупости нет границ». В такой «духоте» не может зародиться живая человеческая мысль. Даже безобидный юродивый Кулигин, «механик-самоучка», одержимый старинными техническими идеями и цитирующий стихи Ломоносова, обязан подчиняться законам Калиновского мира.
Вот на этой благодатной почве отсутствия всякого стремления к прогрессу, даже засилья определенного консервативного страха перед всем новым, еще неизведанным, активно процветает самодурство.
Дикой и Кабанова очень жизненные психологические типы. Они не похожи друг на друга, хотя и имеют общую природу происхождения, но несут различную психологическую нагрузку. Для драматических произведений характерно описывать образы при помощи собственной речевой характеристики персонажей и речи других героев. Непохожесть Дикого и Кабанихи как раз ярче всего передается словами второстепенных лиц:
«Шапкин. Уж такого-то ругателя, как у нас Савел Прокофьич, поискать еще! Ни за что человека оборвет.
Кудряш. Пронзительный мужик
Шапкин. Хороша тоже и Кабаниха.
Кудряш. Ну, да та хоть, по крайности, все под видом благочестия, а этот как с цепи сорвался!
Шапкин. Унять-то его некому, вот он и воюет!
Кудряш. Мало у нас Парней-то на мою стать, а то бы мы его озорничать-то отучили» (Д. 1)
Интересно тo, что люди, бросающие столь недоброжелательные характеристики в адрес Дикого и Кабанихи, понимают свою беспомощность. Рабская психология заставляет шептаться за спиной, угрожать и смеяться. Но в лицо хозяину они смотрят с презрительным благоговением, или хотя бы с молчаливой ненавистью.
Однако вернемся к Дикому и Кабанихе. Следует обратить внимание на то, что у них разное отношение к деньгам,
«Кудряш. Кто ж ему угодит, коли у него вся жизнь основана на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег; ни одного расчета без брани не обходится…» (Д. 1)
Сам Дикой дает себе по этому поводу исчерпывающую характеристику: «Я отдать отдам, а обругаю. Потому — только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутреннюю разжигать станет… «Кабаниха же занимается благотворительностью, поэтому вокруг нее собираются такие «странницы», как Феклуша. Из этих и других характеристик складывается впечатление, что Кабаниха «самодурствует» во имя своих «идеалов» (формальное исполнение традиционного уклада, по-ханжески понятое «благочестие»), а Дикой делает это, чтобы показать свою власть над слабым, ради денег и личной выгоды. Это два разных социально-психологических типа: Кабаниха воплощает в себе старый, изживший себя тип русского провинциального купечества, а Дикой — новый, только еще набирающий силу, тип бесцеремонного дельца, которого полностью захватила власть денег и скупой экономический расчет, он ищет выгоду всюду, не считаясь с чувствами других, подчиненных ему людей, и в своих отношениях с окружающими он строго категоричен: «Я и поважней тебя никому отчета не даю. Хочу так думать о тебе, так и думаю», — говорит он Кулигину.
В сюжете роль Дикого и Кабанихи похожа не только в том, что это представители старшего поколения, преследующие молодых, мешающие им достичь своего счастья, но и в том, что оба эти образа в некоторой степени трагичны. За внешней комичностью образа Дикого скрывается, подлинное его страдание от жадности и самодурства. Дикой — сложный психологический тип: он и хотел бы, но не может быть более лояльным с людьми. По-моему, это тип человека с ярко выраженной фобией бедности, банкротства; он паникует при любой, даже ложной угрозе безденежья. А жить иначе он не может, потому что твердо знает, что самый жестокий хозяин — это бывший раб. Знает и боится. Этот страх уродует его психику и делает его самого рабом своих прихотей и амбиций.
Что же касается Кабанихи, то она вся прикована к земле, к земным делам и интересам, она блюститель порядка и формы, отстаивает уклад во всех его мелочных проявлениях, требуя неукоснительного исполнения обряда и чина, нимало не заботится о внутренней сути человеческих отношений. У Кабанихи нет никаких сомнений в моральной правоте иерархических отношений патриархального быта, но и уверенности в их нерушимости тоже нет. В своем собственном сознании она живет на грани мира и хаоса и чувствует себя чуть ли не последней опорой правильного миропорядка. Она такой же фанатик, как и Катерина, различие в том, что в ее случае нет даже намека на надежду духовного перерождения.
Дикой и Кабаниха зомбированы собственными страхами, и при своем положении в обществе и деньгах они такие, как они есть, были и остаются нищими из нищих, так как «величайшая нищета — это нищета сердца».
(1 votes, average: 5,00 out of 5)