Романы И. С. Тургенева заключают в себе своеобразную полувековую историю русской интеллигенции. Писатель быстро угадывал новые потребности, новые идеи, вносимые в общественное сознание, и в своих произведениях непременно обращал (сколько позволяли обстоятельства) внимание на вопрос, стоявший на очереди и уже смутно «начинавший волновать общество».
Романы Тургенева насыщены фактами идеологии, культуры, искусства — ими художник помечал движение времени. Но главным для Тургенева всегда оставался новый тип человека, новый характер, непосред ственно отражавший влияние исторической эпохи на человеческую личность. Поиски героя — вот что руководило романистом в изображении разных поколений русской интеллигенции.
Герой у Тургенева взят в наиболее ярких проявлениях. Любовь, деятельность, борьба, поиски смысла жизни, в трагических случаях гибель — так в самые значительные моменты выявляется характер героя и определяется его человеческая ценность.
Рудин производит с первого же раза впечатление «человека замечательного», необыкновенного. Нельзя отнести это на счет его внешности: «Вошел человек лет тридцати пяти, высокого роста, несколько сутуловатый, курчавый, смуглый, с лицом неправильным, но выразительным и умным, с жидким блеском в быстрых темно-синих глазах, с прямым широким носом и красиво очерченными губами. Платье на нем было не ново и узко, словно он из него вырос». Ничто, казалось, не располагало в его пользу. Но очень скоро присутствующие ощущают резкую незаурядность этой новой для них личности.
Сначала Рудин легко и изящно уничтожает в споре Пигасова, обнаруживая остроумие и привычку к полемике. Затем выказывает много знаний и начитанности. Но не этим он покоряет слушателей: «Рудин владел едва ли не высшей тайной — музыкой красноречия. Он умел, ударяя по одним струнам сердец, заставлять смутно звенеть и дрожать все другие. Иной слушатель, пожалуй, и не понимал в точности, о чем шла речь; но грудь его высоко поднималась, какие-то завесы разверзались перед его глазами, что-то лучезарное загоралось впереди».
Рудин не только оратор и импровизатор. На слушателей действует его увлеченность исключительно высшими интересами. Человек не может, не должен подчинять свою жизнь только практическим целям, заботам о существовании, утверждает Рудин. Просвещение, наука, смысл жизни — вот о чем говорит Рудин так увлеченно, вдохновенно и поэтично. Силу воздействия Рудина на слушателей, убеждение словом ощущают все персонажи романа. Наталья сразу охвачена еще неясным ей самой чувством, Басистов смотрит на Рудина как на учителя, с восторженным обожанием, Александра Павловна простодушно ахает и удивляется «необыкновенному уму Рудина», Волынцев отдает ему должное и предчувствует в нем соперника, Ласунская тщеславится «своей находкой», а ее приживал Пандалевский на свой лад оценивает способности Рудина — «очень ловкий человек». Озлоблен и не признает достоинств Рудина один Пигасов — от зависти и обиды за свое поражение в споре.
В этот первый вечер Рудин предстает действительно «светлой личностью». Но автор уже слегка иронизирует над ним, отмечая снисходительность Рудина, в которой сказывается привычка считать себя выше остальных людей. Важен и такой штрих: «Рудин начал рассказывать. Рассказывал он не совсем удачно. В описаниях его недоставало красок». Что это значит? Очевидно, Рудин менее восприимчив к ярким впечатлениям конкретной жизни, чем к «общим рассуждениям» И еще: Рудин «не умел смешить», сам он смеется очень редко, и веселье не украшает его — а доступно ли ему ощущение радости жизни?
Новое суждение останавливает внимание читателя — оказывается, у Рудина нет чутья к родному языку. Пока это только легкие теневые штрихи, не нарушающие общего светлого колорита образа, — по мере развития романа они ложатся гуще. В речах Пигасова о Рудине слышится уже не только обида уязвленного человека. В его ядовитые замечания автор вкладывает и некоторую долю своего критицизма. Рудин занят исключительно высшими вопросами существования, он очень умно рассуждает о самопожертвовании, но, в сущности, сосредоточен только на своем «я».
В первом же разговоре Рудина с Натальей раскрывается одно из главных противоречий его характера. Только что накануне Рудин говорил так вдохновенно о будущем, о смысле жизни, и вдруг предстает перед нами усталым — человеком, не верящим ни в свои силы, ни в сочувствие людей. Правда, достаточно возражения удивленной Натальи — и Рудин корит себя за малодушие и вновь проповедует необходимость делать дело. Но автор уже заронил в душу читателя сомнение в том, что слова Рудина согласуются с делом, намерения — с поступками.
Развитию отношений Рудина и Натальи предшествует в романе история любви Лежнева, в которой Рудин сыграл важную роль. Самые лучшие намерения Рудина привели к обратному результату: взяв на себя роль наставника Лежнева, он отравил ему радость первой любви. После рассказа об этом читатель подготовлен и к финалу любви Натальи и Рудина.
Рудина невозможно упрекнуть в притворстве — он искренен в своем увлечении так же, как потом будет искренен в раскаянии и в самобичевании. Беда в том, что «с одной головой, как бы она сильна ни была, человеку трудно узнать даже то, что в нем самом происходит…». И вот развертывается история, в которой герой романа теряет на время героические черты.
Рудин, как все тургеневские герои, проходит через испытание любовью. Это чувство бывает у Тургенева то светлым, то трагичным и разрушительным, но всегда это сила, обнажающая истинную натуру человека. Здесь-то и обнаруживается «головной», надуманный характер увлечения Рудина, недостаток у него естественности и свежести чувств. Рудин не знает ни себя, ни Натальи, принимая ее поначалу за девочку. Как очень часто у Тургенева, героиня поставлена в любви выше героя — цельностью натуры, непосредственностью чувства, безоглядностью в решениях. Наталья, в свои восемнадцать лет, без всякого жизненного опыта, готова бросить дом и против желания матери соединить судьбу с Рудиным. Но в ответ на вопрос: «Как вы думаете, что нам надобно теперь делать?» — она слышит от Рудина: «Разумеется, покориться». Много горьких слов бросает Наталья Рудину: она упрекает его в малодушии, трусости, в том, что его высокие слова далеки от дела. «Как я был жалок и ничтожен перед ней!» — восклицает Рудин после объяснения с Натальей.
Герой будто бы развенчан. И однако с момента внезапного отъезда Рудина из дома Ласунской начинается в романе обратное движение — к оправданию героя. Меняется тональность повествования, из авторской речи уходит ирония, а в речах Рудина опять звучит высокая поэзия — поэзия независимого и гордого скитальчества. Рудину приходит на память смешной, но благородный рыцарь — герой романа Сервантеса. Для Тургенева Дон-Кихот всегда был воплощением начал добра и самопожертвования, и образ его возникает на этих страницах неслучайно.