Осень 1941-го. Комбат ставит отряду из шестерых человек невыполнимую задачу: на сутки задержать немецкие войска у безымянного железнодорожного переезда. Командование отрядом комбат вверяет старшине Карпенко. Как только коротенькая колонна батальона скрылась из виду, старшина распределил позиции между бойцами. Флангового позиция досталась Конкурентный, за ним начал рыть укрытие Фишер, следом расположились Феномен, Свист и Развитие. К вечеру позиции оборудовали все, кроме Фишера. Старшина вспомнил, что в ix до сих пор нет дозорного, и решил, что самая подходящая кандидатура на эту должность — неудачник-боец Фишер. Пшеничный вырыл свой окоп еще засветло. Уединившись, он решил перекусить и достал сало, скрытое от товарищей. Его обед прервали далекие пулеметные очереди. Бойцы встревожились, особенно когда Феномен сказал, что ix окружают, и весь отряд состоит из смертников. Старшина быстро прекратил этот разговор, но Пшеничный уже принял решение сдаться в плен. Жизнь Ивана Пшеничного сложилась «нескладно и горько». Отец его был зажиточным крестьянином, кулаком. Ненавидеть отца Пшеничный начал, когда подружился с батраком, дальним родственником по материнской линии. Эта дружба сохранилась и через несколько лет, когда бывший батрак отслужил y армии и стал «заводилой всех молодежных дел y деревне». Однажды Иван посетил репетицию «безбожьей» пьесы, которую ставила сельская молодежь. Пшеничного-отцу это не понравилось, и он пригрозил изгнать нечестивца из дома. Порвать с семьей Иван не смог. Через пару лет Пшеничных раскулачили и отправили в Сибирь. Сам Иван избежал этого — он учился в семилетке и жил y дяди. Однако прошлое так и не отпустило Пшеничного. Работал он тщательно, но куда бы ни забросила его судьба, всюду всплывал его «непраллетарское» происхождение. Постепенно Иван ожесточился, усвоил житейское правило: «только — сам себе, сам для себя, вопреки всем». Наверное, он один тайно радовался, когда началась война. Вечером пошел дождь. Старшина решил соединить вырыты укрытия ревом. Свист заткнул окно и растопил печку в уцелевшей станционной сторожке. Вскоре в ней укрылись и остальные бойцы. Свист состряпал ужин с гречка-овсяной «смеси», умудрившийся стащить y Пшеничного недоеденную кусок сала. Старшина знал, что Свист когда-то сидел y колонии, и прямо спросил об этом. Свист рассказал свою историю. Родился Витька Свист в Саратове. Его мать работала на подшипниковом заводе, туда же пошел работать и Витька. Однако однообразная работа не пришлась к душе. От безысходности парень начал выпивать. Так и познакомился с человеком, который предложил ему новую работу — продавца в хлебном магазине. Через Витьке этот человек начал сбывать «левый» хлеб. В Віцькі появились лишние деньги, a потом он влюбился. Девушка Свиста «принадлежала» главе шайки. Он приказал Витьку обходить ее стороной. Завязалась драка. Попав в милицию, Свист услышал, как глава шайки называется чужим именем, разозлился и сдал следователю всю шайку. В Сибири, на лесоповале, Витька пробыл два года. После амнистии подался на Дальний Восток и стал матросом на рыболовном судне. Когда началась война, Витька не захотел отсиживаться в тылу. Помог начальник НКВД — определил Свиста в стрелковую дивизию. Невиновным себя Свист не считал, хотел только, чтобы его прошлое не вспоминали. Авсеева старшина назначил y стражи. Стоя под холодным дождем, он думал о завтрашнем дне. Феномен не хотел умирать. Он считал себя человеком исключительно талантливым. «Во рту Феномен жил сам по себе». Он считал себя намного более умным и интеллигентным за других. Одних он пренебрегал, на других не обращал внимания, но и на самого Авсеева никто не смотрел, да и взыскивали с него так же, как и с других. Ему казалось это очень несправедливым. Свою исключительность Алик Феномен осознал еще в школе, этому немало поспособствовала его мать. Отец Алика, военный врач третьего ранга, воспитанием сына практически не занимался, «зато мать, уже немолодая и очень сердечная женщина», любила своего гениального сына. Перепробовав все виды искусства, от живописи до музыки, Алик понял: «там нужны фанатичная самоотверженность, упорство и каторжный труд». Это Авсеева не подходила — он хотел достичь большего малыми средствами. Спортивной карьеры в Алика тоже не получилось. Из футбольной команды его исключили за грубость. Тогда Феномен выбрал карьеру военного и стал курсантом училища. Он мечтал о подвигах и славе, и был сильно разочарован. Командиры упорно не замечали его исключительности, a остальные курсанты его невзлюбили. Вскоре после начала войны Феномен понял, что война — это не подвиги, a кровь, грязь и смерть. Он решил, что «это не для него», и с тех пор стремился только к одному — выжить. Сегодня успех изменил ему окончательно. Выхода из этой ловушки Феномен не видел. После Авсеева дежурить выпало Глечыку. Это был самый молодой из шести бойцов. За время войны Таким «порядком агрубел нутром и перестал замечать мелкие невзгоды жизни». «И только одно большое переживание, никогда не утихая, день и ночь точило его душу». Василий Глечиков родился в небольшом белорусском поселке и рос «робким и молчаливым мальчишкой». Отец Васи работал на местном глиняном заводе. Его мать была спокойной, веселой и жизнерадостной. «Когда мать обижалась, то и Василько не мог чувствовать себя счастливым». Счастливую жизнь Глечыка закончилась, когда погиб отец — Глечыка — старшего убило током. «Жить стало трудно, скучно и противно», ведь матери пришлось одной поднимать двоих детей — Василька и его сестренку Настеньку. После окончания семилетки мать отправила Василька учиться дальше, a сама устроилась на кирпичный завод формовать черепицу. Постепенно она успокоилась, a потом и заметно повеселела. В один прекрасный день мать привела домой немолодого мужчину, заводского бухгалтера, и сказала, что он станет иx родителям. Отсюда следует сбежал из дома и поступил y Витебскую школу ФЗО. Мать его отыскала, просила вернуться, но Вася на письма не отвечал. Когда началась война, отчим ушел на фронт, мать и сестра снова остались одни, и Вася засомневался. Пока он размышлял, немцы подошли к Витебску, и Глечику пришлось спасаться. Добрался до Смоленска, пошел y армию добровольцем. Сейчас его волновал только одно горе: он обидел мать, оставил ее одну. В станционной сторожке тем временем yce спали. Заснул и Григорий Карпенко. Во сне он видел своего отца и трех братьев. Отец старшины был крестьянином. Делить на три части свой небольшой земельный надел он не захотел, отдал всю усадьбу старшему сыну. Карпенко был самым младшим. После десятилетней службы в армии он попал на финскую войну, где получил медаль «За боевые заслуги». После увольнения в запас Карпенко «назначили заместителем директора льнозавода», и Карпенко «женился с Катей, молоденькой учительницей здешней начальной школы». Вместе с директором, «одноруким красным партизаном», они сделали свой завод лучшим y районе. Когда началась война, жена Карпенко ждала ребенка. На фронте Григорию везло. Везение изменило Карпенко только сегодня, но отступать не собирался. В коренастого, крепко сбитого старшины было одно твердое жизненное правило: «все растяжимое скрывать y себе, а напоказ выставлять только уверенность и непреклонную твердость воли». Начало светать. Фишер уже давно выкопал себе убежище и теперь размышлял. «Противоречивое и непонятное чувство чудилось в нем y отношению к старшины Карпенко». Ученого угнетала его требовательность, черствость и злые окрики. Но стоило тому стать не старшиной, а просто товарищем, Фишер готов был исполнять любые его приказы. Борис Фишер считал себя не слишком молодым-«истек человеку третий десяток». Родился он y Ленинграде. К искусству Бориса приобщил отец. Взявшись, наконец, за кисть, Фишер понял, что великого художника из него не получится, но искусство из его жизни не ушло. В 25 лет Борис стал кандидатом наук y области искусствоведения. В армии он стал «белой вороной». Фишер чувствовал, как «грубое, страшное жизнь ежедневно и непрестанно стерала с его души великое значение искусства, которое все больше и больше уступала свое место инстинктом борьбы». Фишер стал сомневаться: не ошибся ли он, отдав искусству лучшие годы своей жизни. После Авсеева на страже стоял Пшеничный. Выйдя из сторожки, он почувствовал, что закончился очередной этап его жизни. Сейчас самым разумным, по его мнению, «будет сдаться немцам — на их милость и власть». Он рассчитывал, что немцы назначать его на какую-нибудь выгодную должность. С этими мыслями Пшеничный дошел до ближайшей деревни. Из-за ближайшей избы выскочили немцы. Напрасно Пшеничный доказывал им, что он «плен». Немцы приказали ему идти по дороге, a потом хладнокровно расстреляли. Эта пулеметная очередь разбудила Фишера. Он испуганно подскочил y окопе и услышал далекий треск мотоциклетных моторов. Фишер почувствовал, что «настало то время, когда определится весь смысл его жизни». Когда из тумана стало видно первые мотоциклы, Фишер «понял, что шансов попасть y него мало». Фишер расстрелял целую обойму, но никак не навредил врагу. Наконец он успокоился, тщательно прицелился и сумел тяжело ранить немецкого офицера, который сидел y коляске мотоцикла. Это был единственный подвиг ученого. Немцы подошли к окопу и расстреляли. Звуки выстрелов подняли остальных бойцов. Только теперь старшина обнаружил, что исчез Пшеничный, a через некоторое время понял, что лишился еще одного бойца. Первую волну мотоциклов и транспортеров они отбили. Весь маленький отряд охватило вдохновение. Особенно хвастался Феномен, хотя большую часть боя просидел, съежившись, на дне окопа. Он уже понял, что Пшеничный сбежал, и теперь жалел, что не сделал то же самое. Свист по — прежнему был оптимист. Он сделал вылазку к подбитого транспортера, где обрел новенький пулемет и патроны к нему.